Врата Иврел - Кэролайн Дж. Черри Страница 16

— Вот видишь, ты и ответил сам на свой первый вопрос. — В этом была вся Моргейн, когда ее охватывало раздражение. Она вновь уселась было на стул, но потом встала и нервно прошлась по комнате. Ей сейчас было бы легче, если бы она могла хоть чем-нибудь занять руки, но здесь не было ничего подходящего, и она лишь нервно сжимала и разжимала их. Тогда она подошла к окну и молча стояла некоторое время, уставившись в него. Потом вернулась назад.

Так они и коротали время: она то сидела, то ходила по комнате, чем доводила Вейни до безумия, в результате чего он тоже вставал, если боль утихала, и ходил по комнате вместе с Моргейн, как никогда сильно ощущая всю безысходность их положения. Он даже не мог понять истинную причину ее беспокойства: то ли она просто не могла спокойно сидеть и ждать, то ли переживала, что цель, к которой она стремилась, ускользает от нее? Во всяком случае, это было не просто обычное беспокойство, свойственное людям в подобном положении. Это очень напоминало то, что не давало ей покоя в течение всего их путешествия, когда любая неблагоприятная задержка в дороге нестерпимо раздражала ее.

Создавалось впечатление, что она неистово стремилась куда-то место, где была смерть и Колдовской Огонь. Она хранила эту тайну и возмущалась каждым даже самым мелким человеческим вмешательством в ее миссию.

Тем временем солнце садилось, и в комнате темнело. Очертания предметов стали расплываться, как будто сами растворялись в наступающем мраке. В дверь постучали. Моргейн ответила. Оказалось, что это была Флис.

— Хозяин приглашает вниз, — сказала она.

— Мы выходим, — ответила ей Моргейн. Девушка задержалась в дверях, нервно перебирая руками, потом исчезла.

— Она испорчена, как и все остальные, но все же более достойна жалости, чем они, — заметила Моргейн, прикрепляя меч к поясу и проверяя, все ли необходимое она взяла с собой, стараясь припрятать часть предметов под своей одеждой. — На тот случай, если во время нашего отсутствия кто-нибудь займется проверкой наших вещей, — пояснила она.

— Но у нас по-прежнему остается шанс бежать, — сказал он. — Давай убежим, лио. У меня хватит сил. Ведь нет никаких причин, чтобы я не мог хоть как-нибудь, но скакать на лошади.

— Нужно терпеть, — настаивала она, — пока этот Кесидри заинтересован в нас.

— Но помимо всего, — заметил он, — этот человек просто безжалостный убийца.

— Колдовской Огонь есть и в земле Лиф, — сказала она. — А жить по соседству с ним не очень полезно. Я не хочу надолго оставаться здесь.

— Ты хочешь сказать, что дьявол, обитающий в этом огне, так испортил здешних людей?

— Возможно, и есть излучения, — сказала она, — которые вредны. Однако я не знаю всех возможных последствий, их длительного воздействия, знаю только одно: мне не понравилась та пустыня, которую я видела по дороге из Инор-Пиввна, и мне еще меньше нравится то, что я увидела в Лифе. Здесь люди изувечены больше, чем там деревья.

— Но ты не сможешь предупредить об этом всех, живущих здесь, — возразил он. — Они в любом случае очень охотно перережут нам глотки, расскажем мы им это или нет. И если ты имеешь в виду что-то еще, связанное с ними, что-то…

— Осторожно, — сказала она, — мне кажется, что там кто-то есть.

Когда насторожившие их звуки стихли, Вейни выругался.

— Это место полно подслушивающих и подсматривающих слуг.

— А мы и на самом деле самые интересные объекты для подслушивания, — сказала Моргейн. — А теперь идем в нижний зал. Чувствуешь ли ты себя в состоянии идти туда? Если ты действительно не можешь, то предоставь мне объяснить это им.

Говоря по правде, его не радовала перспектива повести целый вечер с сумасшедшим предводителем Лиф. Однако и все еще не покидающая его лихорадка тоже вызывала у него опасения. Он предпочел бы сейчас просто сбежать, именно сейчас, пока он хоть как-то держится на ногах. Если в зале случится какая-то неприятность, то вряд ли он сможет помочь Моргейн или даже самому себе.

На самом же деле, когда он подвел итог ее оружию, которое она сможет использовать для собственной защиты, в конечном счете оказалось, что это всего лишь ее единственный илин, владеющий одной лишь левой рукой.

— Я могу остаться здесь, — сказал он.

— Вместе с его слугами, которые будут заботиться о тебе? — спросила она. — Ты даже не сможешь закрыть от них дверь. Ее можно было бы закрыть, если бы я оставалась вместе с тобой в комнате, тогда никто не счел бы это странным. Скажи мне, если ты нездоров, и я сама останусь здесь и сама закрою дверь.

— Нет, — сказал он. — Я достаточно хорошо себя чувствую. И скорее всего ты права относительно здешней прислуги. — Он подумал о Флис, которая может, вероятно, нагнать на него лихорадку или наградить болезнью еще более отвратительной. Он вспомнил близнецов, которые как крысы нырнули в темноту коридора: непонятно почему, но они сами и их маленькие ножи пугали его гораздо больше, чем вооруженные луками и стрелами люди Маай. Ведь он не смог бы даже ударить их, потому что они все-таки были детьми. Это всегда останавливало его руку, хотя в данном случае они были лишены совести, а их маленькие кинжалы были опасней крыс, чьи острые зубы и делают их устрашающими, несмотря на небольшие размеры. Теперь он боялся даже и за Моргейн, если нечто подобное им может бродить по коридорам и скрываться в темноте.

Наконец она вышла. Он последовал почти прямо за ней на расстоянии шага, что соответствовало этикету и обеспечивало ее безопасность. Он обнаружил в этом обстоятельстве еще одну интересную деталь: как только Моргейн начала свой путь по коридорам, на него перестали обращать внимание: никто не хотел замечать слугу, тем более, что встречавшиеся им в коридоре слуги Кесидри боялись его хозяйки. Этот страх отражался в их глазах. В этом замке это была своего рода огромная дань, если не уважения, то настороженного почитания.

И когда наконец она появилась в зале, все бандиты, составляющие местную знать, встретили ее с прежней опаской, которая чуть притупляло блеск их горящих глаз, словно лед и холодный ветер мощной волной накатились на них. Действие этой волны имело странную закономерность: почтение, рожденное страхом, проявлялось в большей степени там, где волна уже прошла, а там, куда она только надвигалась по мере того, как Моргейн шла по залу, было лишь бесстрастие и безразличие.

Сейчас она напоминала Вейни убийцу, возможно, более изощренного, чем любой из присутствующих, уважавших ее именно за это. Но он постарался отбросить эти недостойные мысли.

Предводитель Лиф, восседающий за столом, стоявшим на возвышении, с улыбкой наблюдал за ней. В его глазах была страсть, не меньшая, чем в горящих глазах окружавших его бандитов, но только она была холодна как лед и смешана со страхом. Красота Моргейн была непревзойденной. Вейни старался никогда не думать об этом, а если подобные мысли приходили ему в голову, то он загонял их в самые дальние уголки своего сознания. Он не хотел уподобляться кваджлинам. Но когда он увидел ее в этом зале, увидел ее голову, подобную ослепительному полуденному солнцу, блестевшему в опустившемся вечернем сумраке, увидел ее стройную элегантную фигуру в черном тайхо, несущую меч-Дракон с элегантностью, которая была присуща только истинному хозяину этого меча, то необычное видение неожиданно пришло к нему: он, как в лихорадочном сне, увидел перед собой гнездо, полное гниющих отбросов, где среди многих была одна самая живая, самая быстрая змея, более опасная, чем все остальные, и безгранично прекрасная. Она царила над ними и гипнотизировала окружающих глазами ящерицы, источая смертельный сон и улыбки.