Плач соловья - Саймон Грин Страница 16

— Я бы сказал, но не в моих правилах…

Сомнамбулы вновь пришли в движение, и я сунул руку во внутренний карман пальто. Нужный пакет из дежурного запаса нашелся на ощупь сразу. Я разорвал пакет и бросил перец в лица уже наклонившихся надо мной сомнамбул. Перец попал в нос и глаза, и оба успели вдохнуть его раньше, чем кто-то успел понять, что происходит. Вы пробовали когда-нибудь дышать перцем? Они непрерывно чихали, так что едва могли стоять на ногах, из зажмуренных глаз текли слезы. Они и думать забыли обо мне, а перец продолжал свою безжалостную работу. Физический дискомфорт наконец разбудил их, и они ненавидели этот миг пробуждения. Они стояли, держась друг за друга и глядя по сторонам красными слезящимися глазами.

Я встал, пошатываясь, и свирепо уперся в них взглядом:

— Я — Джон Тейлор! — объявил я голосом труб Страшного суда. — И вы меня достали!

Проснувшиеся сомнамбулы, продолжая чихать, посмотрели на меня, посмотрели друг на друга, развернулись и рванули к выходу из кабинета. В дверном проеме они на некоторое время застряли, и я не мог сдержать довольной ухмылки. Разбитые губы болели. Ах, как кстати иногда оказывается заботливо созданная дурная репутация! А также перец и соль. У меня всегда при себе пакетик того и другого. Соль очень хороша, когда имеешь дело с зомби, когда нужно обвести себя защитным кругом или пентаграммой, а также в качестве универсального очищающего средства. Перец тоже можно употреблять по-разному. В карманах у меня найдутся и другие средства, в том числе и самые антигуманные, и сейчас мне очень хотелось попробовать их все на Кавендишах.

Я бы предпочел сказать, что я ждал, пока все пойму, прежде чем использовать перец. На самом деле время ушло на то, чтобы найти в себе силы для действия.

Я мрачно уставился на Кавендишей. Они выдержали мой взгляд спокойно. Мистер Кавендиш взял со стола серебряный колокольчик и громко позвонил. В углу кабинета ожила и засветилась ярким холодным светом транспортная пентаграмма. Среди нас появился еще один человек. Старый знакомый. В темно-синем смокинге, ослепительно белой рубашке, при галстуке бабочкой и в волочащемся по полу оперном плаще на кроваво-красной подкладке — по всей форме. Тщательно уложенные волосы и аккуратная эспаньолка черны как смоль. Глаза голубые и холодные, губы застыли в надменной усмешке. Зрелище могло произвести впечатление на кого угодно, но только не на меня.

— Привет, Билли! — сказал я. — Отличный прикид. Давно работаешь официантом?

— Ты ужасно выглядишь, Джон, — сказал вновь прибывший, элегантно выступая из транспортной пентаграммы, которая тут же погасла. Он поправил манжеты и посмотрел на меня неодобрительно: — Просто ужасно. Я всегда говорил, что в один прекрасный день ты угодишь в такую беду, что не поможет и твоя репутация. И не называй меня «Билли». Я — граф Энтропия.

— Нет, ты не граф Энтропия, — возразил я. — Ты Иона — тот, кто приносит несчастье. Граф Энтропия — это твой отец, и тебя рядом с ним не видно. Мы ведь росли вместе, Билли Латем, и уже тогда ты был мелким, никуда не годным пакостником. Граф, говоришь… Ты же хотел стать бухгалтером?

— Я передумал. Гораздо выгоднее работать на таких людей, как мистер и миссис Кавендиш. За дело вроде сегодняшнего мне полагается весьма достойный гонорар. А титул я унаследовал от отца, которого уже нет в живых. Я — граф Энтропия. Боюсь, сейчас мне придется убить тебя, Джон.

Я фыркнул:

— Хочешь произвести на меня впечатление, Билли Латем? Я видел много чего и пострашнее тебя.

Почему с хорошими людьми приключаются скверные истории? Потому, что людям вроде Билли Латема это выгодно. Его дар состоит в умении управлять вероятностями. Как все люди, приносящие несчастье, он видит переплетение нитей судьбы, порядок среди хаоса. Он может выбрать и привести в действие именно тот вариант событий, когда все должно рассыпаться в пыль. Ему приятно причинять горе, он наслаждается бедствиями. Он губит чужие судьбы и в одно мгновение разрушает то, что другие создавали в течение жизни. Мальчишкой он делал это для собственного удовольствия, сейчас он занимается тем же ради денег. Чужие беды — его вино и хлеб.

— Не годишься ты в графья, — продолжал я. — Твой отец был в числе самых сильных нашего мира, Темная Сторона чтила его и уважала. Он управлял энергией вселенной.

— И что он за это получил? Поссорился с Николасом Хоббом, и Сын Змея прихлопнул его, как муху. Не говори мне о добром имени. Мне нужны деньги. Я хочу быть омерзительно богатым. Сегодня титул принадлежит мне, и я заставлю всех вас его уважать!

— Твой отец…

— Его больше нет, и я что-то не скучаю. Он никогда в меня не верил.

— Надо же! Интересно, почему? — произнес я задумчиво.

— Я — граф Энтропия!

— Отнюдь. Ты был, есть и будешь Ионой, Билли. Ходячее стихийное бедствие для всех, включая себя самого. Тебе до отца никогда не дорасти, и ты это знаешь. Мечты у тебя приземленные. Мелкий головорез с почасовой оплатой.

Билли раскраснелся и тяжело дышал, но пока еще держал себя в руках. Ему удалось надменно улыбнуться.

— Ты и в самом деле неважно выглядишь, Джон. Сомнамбулы поработали на славу. Как бы тебя ветром не сдуло. Сосуд в мозгу может лопнуть, или там тромб в сердце… А можно наоборот — начать с конечностей и продвигаться вглубь. Налицо самые богатые возможности, Джон. Все может случиться, все вероятно в этом мире.

Я улыбнулся разбитым ртом:

— Отвали по-хорошему, Билли Латем. Я сегодня и правда не в настроении. А вдруг я воспользуюсь своим даром и найду то, чего ты действительно боишься? Кто знает, если бы я очень постарался… я нашел бы то, что осталось от твоего папочки…

Он смертельно побледнел и вдруг стал похож на ребенка, одетого в костюм взрослого. Бедный Билли. Он действительно мог бы навредить мне, но у меня побольше опыта в этих играх. Да и репутация… Я кивнул Кавендишам, повернулся и вышел из кабинета, после чего покинул здание так быстро, как только позволяло избитое тело.

Никто не пытался меня остановить.