Засланец - Герман Гагарин Страница 16

Тропа поднималась вверх. Насколько я понял, поселок был расположен на дне древнего метеоритного кратера. А лес тем временем поредел: кругом виднелись пни, отмеченные круглыми печатями лесозаготовщиков. Суровые скалы вздымались в небо и слева, и справа, их вершины терялись за тучами. Здесь, как нигде на Дожде, ощущались чужеродность и показное безразличие этого мира по отношению к человеку.

– Вот жижонка! – выпалил Боров, когда мы поднялись на стену кратера и его чаша открылась взору. – Теперь ясно, почему отрубаи не побоялись пулеметов.

Внизу не было никакого поселка. Только черное пепелище, скелеты несущих стен, обломки, прибитые взрывной волной к стене кратера, торчащие из завалов ржавые струны оборванных рельс…

По поселку словно врезали килотонной боеголовкой. Я на такие пейзажи насмотрелся на Земле.

Радиацию я чувствую без всяких приборов, что не раз спасало мне жизнь. Леспром не был уничтожен атомным оружием. Я ощущал естественный радиационный фон, и только.

– Завод… – Боров запнулся. – Там что-то, видать, наделали…

Завод? Быть может. Кто знает, чем там занимались. Груда начавшего ржаветь железа, кирпичные россыпи – вот и все, что осталось от завода.

– Гляди! – Боров вытянул руку. – На дальней стороне!

Крошечные, словно муравьи, человеческие фигурки направлялись к пробитому в стене кратера пролому. Мимо бетонных лабазов с сорванными крышами, мимо лежащей на земле водонапорной башни, мимо сбитых в кучу вагонов.

Мы с Боровом переглянулись.

– Ну… – протянул он. – Идем, что ли, дальше.

Сначала мы спускались по едва заметной тропе. Затем вышли на бетонную дорожку, с одной стороны которой тянулись покрашенные черной краской перила.

Повсюду валялась битая черепица, куски металлопрофиля, доски, арматура. Чем ниже, тем серьезнее становились завалы на пути. И снова пришлось тратить время, перебираясь через груды искореженных конструкций либо обходя их.

Потом стали попадаться следы тяжелой гусеничной техники. Я понял, что после катастрофы на территории Леспрома кипели работы: железноголовые искали выживших, собирали трупы и, наверное, пытались выяснить причину трагедии.

Ливневая канализация была разрушена, поэтому кое-где на улицах стояли озера воды, в которых плескались дикие крохоборки. Наша с Боровом скорость и вовсе упала до черепашьего шага.

Наконец нам удалось выбраться на железнодорожную станцию. Здесь разрушения были не такими сильными, и вода больше не преграждала путь. Вспышки молний контрастно высвечивали пролом в стене кратера, через который ушли отрубаи. Мы с Боровом припустили бегом. После многочасового блуждания по грязным горным тропкам было приятно почувствовать под ногами ровную бетонную поверхность.

– Что там дальше? – спросил я.

– Железные рудники Бледной Топи, – Боров облизнулся. – Двадцать три года я там махал киркой…

Или почти пятнадцать, если перевести на летоисчисление Земли.

Серьезный срок. Не каждый сможет выжить столько в неволе. Я на Мерзлоте провел три месяца в забое и потому хорошо представляю, каково это. Трех месяцев мне хватило, чтоб узнать, где находится предел возможностей моего модифицированного организма.

Но пятнадцать лет!

Это гарантированная инвалидность.

Я покосился на бегущего рядом Борова. Он был краснолиц, от него исходил жаркий зловонный дух. Винтовка весело хлопала по широкой спине.

На инвалида Боров похож не был. Как есть боров, рвущийся в бой.

– Воздух! – он пихнул меня плечом к обгоревшему вагону, выброшенному взрывной волной на платформу.

От неожиданности я громко клацнул зубами, едва не отхватив себе язык. Повалился на бетон; один перекат, второй – и вот я уже под вагоном.

Из туч с грохотом вывалился летательный аппарат. Упер в развалины Леспрома лучи прожекторов, понесся над кратером по кругу.

Два забранных в кожухи винта были развернуты параллельно земле. Сигарообразная кабина располагалась между винтами. Виднелись многоствольные пулеметы, вынесенные на пилоны по обе стороны кабины.

Мы пробрались под вагоном на четвереньках, спустились на железную дорогу, где навечно застрял состав из вагонов-цистерн. Снова упали на землю и поползли по шпалам под составом. Летательный аппарат завис над тем местом, где до катастрофы располагалась центральная площадь Леспрома, и залил все под собой ослепительным белым светом. Лужи заблистали, точно озерца ртути, отражая сияние прожекторов.

Когда мы доползли до последней цистерны и призадумались, как бы незаметно продвинуться дальше, аппарат вдруг сорвался с места и понесся к разлому в стене кратера.

– Они застукали отрубаев, – проорал Боров, тяжело дыша.

– Ты как? – поинтересовался я, выбираясь из-под вагона-цистерны.

Боров упал на спину, подставил лицо редким каплям, которыми безостановочно сочились тучи. Затем рывком поднялся на ноги.

– Нормально, – он поправил винтовку. – Вперед!

Какое-то время мы бежали по шпалам, затем свернули на вымощенную щебнем широкую дорогу. Едва выбрались из кратера, как впереди застрекотали пулеметы. На фоне черных туч засверкали трассеры. Железноголовые явно не церемонились со степными дикарями.

Боров выпучил глаза, засопел, раздувая ноздри, и прибавил ходу.

Мы сбежали с дороги, пробились сквозь заросли похожего на колючую проволоку кустарника, оказались на каменистом плато, бугрящемся от скальных клыков. Солнце давно село, но Бриарей, находясь в двух третях, лил сквозь тучи мягкий матовый свет, поэтому было не темнее, чем на Земле сразу после заката.

Отрубаи рассредоточились среди скал. Железноголовые охотились на них, словно на зверье.

– Надо разделиться, – сказал я Борову. Взглянул в его маленькие злые глазенки и добавил: – Встретимся на другой стороне плато. Удачи!

– Пусть Молчаливые стоят за твоей спиной, Странный! – бросил он, снимая с плеча винтовку. Передернул затвор, пригнулся и побежал вперед, забирая левее. Я же взял правее.

Первого отрубая я застукал, когда тот, стоя на одном колене, целился в летательный аппарат из двустволки. Бить сзади – нехорошо, но кто сказал, что я – хороший парень?

Второй отрубай едва не застал врасплох меня. Дикарь выскользнул из-за скалы, сверкая безумными глазами. Отрубай был с ног до головы в крови. Своей или чужой – непонятно. Зазубренное лезвие застыло в миллиметре от моей переносицы, – я рефлекторно ускорился, а затем с размаху припечатал дикаря прикладом пониже уха.

Третьей оказалась Мира. Я едва не нажал на спусковой крючок. Шумно выдохнул, отводя ствол карабина вбок. Мира врезалась мне в грудь головой, пнула острой коленкой в бедро. Хорошо, что руки у нее были связаны за спиной, иначе бы располосовала лицо ногтями. Я схватил ее за плечо, встряхнул. В глазах девчонки стояли слезы.