Повелитель императоров - Гай Гэвриэл Кей Страница 16

Она не стала приглашать его к себе — ведь для всего мира они с ним никогда не встречались. Шесть человек умерли ради сохранения этой иллюзии. Вместо этого она отправилась посмотреть, как продвигается строительство нового Святилища божественной мудрости Джада, которое сооружал император. Святилище еще не было открыто Для всех, но посещение его было абсолютно подобающим — и даже благочестивым — поступком для гостящей в Городе царицы. В этом никто не мог усомниться. Войдя туда, она решила, повинуясь какому-то импульсу, подойти к этому делу необычным образом.

Вспоминая события того утра в начале зимы, пока женщины готовили ей ванну, Гизелла поймала себя на том, что тайком улыбается. Видит Джад, она не склонна уступать своим порывам и очень редко находит повод для смеха, но тогда она вела себя в этом потрясающем месте отнюдь не с подобающим показным благочестием и вынуждена была признать, что развлекалась от души.

Сейчас по Сарантию об этом посещении уже ходят слухи. Это входило в ее намерения.

* * *

Человек на помосте под куполом, со стеклом в руках, пытающийся создать бога. И не одного бога, если говорить правду, хотя эту правду он не собирался открывать. Криспин в тот день — ранней зимой в священном городе Джада, Сарантии, — был счастлив тем, что жив. И не стремился быть сожженным за ересь. Ирония заключалась в том, что он еще не понял или не осознал своего счастья. Он уже давно не испытывал этого чувства, теперь ему было чуждо подобное настроение, и он бы впал в раздражение и набросился с оскорблениями на любого, кто посмел бы заметить, что он доволен своей судьбой.

Неосознанно нахмурив брови, сосредоточенно сжав губы в тонкую полоску, он старался окончательно подобрать цвета для лика Джада над намечающейся линией горизонта Сарантия на куполе. Другие художники под его руководством создавали Город, сам он выкладывал фигуры и начал с Джада, чтобы образ бога смотрел вниз на всех входящих, пока будут делать мозаики на куполе, полукуполах и стенах. Ему хотелось, чтобы созданный им бог был отражением того образа, который он видел в маленькой церкви, в Саврадии, но не рабским подражанием, не слишком явной копией, а данью молчаливого поклонения. Он работал в другом масштабе, его Джад был главным элементом более крупной сцены, а не занимал весь купол, и следовало решить проблемы равновесия и пропорций.

В данный момент он думал о глазах и морщинах на коже над ними и под ними, вспоминая истощенное, страдающее лицо Джада в той церкви в День Мертвых. Кай Криспин тогда упал. Буквально рухнул, потеряв сознание, под этой худой, внушающей благоговение фигурой.

Он очень хорошо запоминал цвета. Практически идеально, и признавал это без ложной скромности. Он тесно сотрудничал с главой императорских стекольных мастерских, чтобы найти такие оттенки, которые наиболее точно соответствовали тем, в Саврадии. Ему помогало то, что теперь он руководил созданием мозаик для самого важного из всех строительных проектов Валерия Второго. Предыдущий мозаичник — некий Сирос — был изгнан с позором, и каким-то образом в ту же ночь ему сломали пальцы на обеих руках в результате необъяснимого несчастного случая. Криспин случайно кое-что узнал об этом. Лучше бы не знал. Он помнил, как высокая светловолосая женщина в его комнате на рассвете прошептала: «Могу тебя заверить, что Сиросу сегодня ночью не до того, чтобы нанимать убийц». И прибавила очень спокойно: «Поверь мне».

Он поверил. В этом, если не в остальном. Однако именно император, а не светловолосая женщина, показал Криспину этот купол и предложил его украсить. Теперь, что бы Криспин ни попросил, он обычно получал, по крайней мере если речь шла о смальте.

В других сферах своей жизни, там, внизу, среди мужчин и женщин Города, он даже еще не решил, чего ему хочется. Он только знал, что у него есть жизнь еще и внизу, под этим помостом, с друзьями, врагами — на его жизнь покушались через несколько дней после приезда — и сложностями, которые могли, если он позволит, отвлечь его от того, что он должен сделать на этом куполе, предоставленном ему императором и гениальным архитектором.

Он запустил пальцы в густые рыжие волосы, растрепав их еще больше обыкновенного, и решил, что глаза его бога будут черными, как обсидиан, подобно глазам бога в Саврадии, но что он не станет копировать бледность того, другого Джада, используя серые оттенки на коже лица. Он выберет снова те два цвета, которыми выложит длинные тонкие руки, но они не будут такими натруженными, как у того бога. Отражение элементов, а не копирование. Именно об этом он думал, перед тем как снова поднялся сюда, и теперь придерживался первого, инстинктивного решения.

Остановившись на этом, Криспин глубоко вздохнул и расслабился. Значит, он сможет начать завтра. Подумав так, он почувствовал слабое дрожание помоста, раскачивание. Это означало, что кто-то поднимается к нему.

Это запрещалось. Категорически запрещалось подмастерьям и ремесленникам. Всем, собственно говоря, включая Артибаса, который построил это Святилище. Правило гласило: когда Криспин наверху, никто не должен подниматься на помост. Он угрожал им увечьями, лишением конечностей, гибелью. Варгос, оказавшийся столь же умелым помощником здесь, как в дороге, тщательно охранял Святилище Криспина под куполом.

Криспин посмотрел вниз, больше изумленный этим нарушением, чем чем-либо другим, и увидел, что по перекладинам лестницы к нему поднимается женщина — она сбросила плащ, чтобы легче было взбираться. Среди стоящих на мраморных плитах внизу он увидел Варгоса. Его друг-иниций беспомощно развел руками. Криспин снова посмотрел на поднимающуюся женщину. Потом заморгал, у него перехватило дыхание, и он крепко вцепился обеими руками в перила.

Однажды он уже смотрел вниз с этой колоссальной высоты, сразу же после приезда сюда, когда пальцами словно слепой ощупывал этот купол, на котором намеревался создать мир. И в этот момент он увидел далеко внизу женщину и ощутил ее присутствие как непреодолимое притяжение — силу и притяжение того мира, где жили своими жизнями мужчины и женщины.

В тот раз это была императрица.

Он спустился к ней. Этой женщине невозможно было сопротивляться, даже если она просто стояла внизу и ждала. Он спустился поговорить о дельфинах и о других вещах, чтобы воссоединиться с живым миром и уйти оттуда, куда его завела любовь, проигранная смерти.

На этот раз, глядя в немом изумлении на ловко и уверенно поднимающуюся наверх женщину, Криспин пытаться убедить себя в том, что не ошибся, что это именно она. Он был слишком удивлен, чтобы позвать ее, он даже не знал, как реагировать, просто ждал с сильно бьющимся сердцем, пока его царица поднимется к нему, стоящему высоко над миром, но на виду у всех, кто внизу.

Она добралась до последней перекладины лестницы, потом до самого помоста и, не обращая внимания на протянутую руку, шагнула на него, слегка раскрасневшаяся и запыхавшаяся, но явно довольная собой, с блестящими глазами, бесстрашная. Этот неустойчивый помост под самым куполом оказался самым укромным местом для беседы наедине. Сколько бы любопытных ушей ни нашлось в грозном Сарантии, здесь их никто не мог подслушать.