Измена. Отбор для предателя - Алиса Лаврова Страница 16

Элис

—Кто такой этот инквизитор,— спрашиваю Сандру.

Все руки мои исколоты иглами стрельчатой рыбы, которую я вместе с ней разделываю уже пятый час.

Разрезать брюхо, вытащить содержимое, срезать все иглы, отрубить голову, промыть рыбу в чане с морской водой. И так бесконечно, пока руки, словно одеревенелые, не начнут повторять это, словно ты не человек, а заведенный болванчик.

—Человек божьего закона. Он следит, чтобы все здесь было по закону.

В голосе Сандры звучит насмешка. Я уже поняла, как распознавать в ее безжизненном голосе эмоции, которые прячутся глубоко внутри.

—А если серьезно?

—Монастырю нужно финансирование из казны. Инквизитор курирует наши расходы, наши доходы. Управляет численностью сестер. Если кого-то не хватает, он распоряжается, чтобы прислали еще, если сестер стало слишком много, он решает, кого и куда отправить отсюда.

—Это ведь не все?

—А ты хочешь знать все?

—А ты скажешь?— я задерживаю на ней взгляд, пытаясь прочитать в нем правду, которую мне нужно знать.

Бояться ли мне его, или, возможно, он может стать тем, благодаря кому я выберусь отсюда?

—Не скажу,— говорит Сандра.— Но лучше бы, чтобы ты ему на глаза не попадалась до испытания.

Больше ничего вытянуть из нее не удается, сколько я ни пытаюсь. Она лишь глядит на меня своими грустными серыми глазами и вздыхает.

Беру тяжелое ведро с начищенной рыбой. Вот вот рука отвалится. Скользкие ступени так и норовят скинуть меня вниз, туда, где кончается лестница, ведущая к самому морю. Нужно поторапливаться, чтобы не дать повода матери Плантине избить меня в очередной раз. А она ищет этот повод, как собака ищет кость.

Добираюсь до верха и в изнеможении ставлю ведро на металлический стол, где его принимает сестра Джессика, толстая повариха с руками, как ветки дуба. Она легко, как пушинку, поднимает ведро и бормочет что-то себе под нос.

—Что простите?

—На сегодня можешь быть свободна,— брезгливо бросает она.

—А Сандра?

—Ты никто, чтобы задавать вопросы,— поджимает повариха губы и презрительно оглядывает меня.

—Иди вымойся, от тебя воняет.

Она отворачивается и уходит вглубь кухни. Я смотрю на свои дрожащие руки из которых сочится кровь и чувствую, как ранки разъедает соль из морской воды.

Во что превратятся мои руки через месяц такой работы? А через год? Почему я должна быть здесь? Почему он там, наслаждается своей прекрасной жизнью, а я здесь?

В голове всплывают слова Сандры:

—Справедливости нет. Есть только степень смирения, которой ты можешь достичь.

Тогда я промолчала. Молчу и сейчас. Но сердце мое кипит, а зубы сводит от злости. Смотрю вниз, туда где волны врезаются в подножие лестницы.

Сколько здесь было таких как я? Сколько было тех, кто не имел надежды? Скольких сломали? Сколькие сделали шаг вниз, приняв последнее решение в жизни.

—Прыгай,— слышу я резкий голос из за спины и вздрагиваю.

Мать плантина улыбается, глядя на меня.

Я делаю шаг назад.

—Или мне помочь тебе? Я знаю, что ты такое. Я все видела. Шепчет она мне в самое ухо.— Лучше прыгай сейчас. То, что он с тобой сделает тебе не понравится. Всего один маленький шаг, и твоя душа навечно отправится в другой мир.

—В книге написано, что самоубийство — это величайший грех,— говорю я, сдерживаясь, чтобы не вцепиться ногтями в лицо этой гадине.

Она хватает меня за воротник своей ручищей и притягивает к себе.

—Светлость, не зли меня. В моей воле куда больше, чем ты думаешь.

—Тогда почему ты не толкнула меня?— спрашиваю я, глядя в ее колючие глаза.