Гремучий Коктейль 3 - Харитон Мамбурин Страница 16

Тьфу.

—Нет хода вам сюда, рабы божьи,— басовито прогудел огромный пузатый детина в черном платье, стоящий у порога церкви,— не с этими книгами, чада! Их дома принято оставлять, когда в Храм Божий идёшь!

Ишь какой, оценил я, натуральный вышибала. Пастырь, млин, следящий за тем, чтобы человеческий поток, заходящий внутрь, был лишь приличного качества.

—Мы не к вам,— сухо отрезала Кристина, кладя руку на книгу,— Здесь подождем, раз не пускаете.

—То есть даже такой малости не знали!— удовлетворенно (и громко) прогудел поп, явно привлекая внимание общественности,— Бесстыдники! Креста на вас нет! Охальники! Парой ходят! А повенчаны ли?! А женаты?!

—Еще что-нибудь сп*здани на княгиню, хер божий, мать твою,— оскалился я, хватаясь за хавн, взятый вместо неудобного меча,— Давай, свинья обросшая…

—Ка…, — офонарел поп, будто получая мешком по жирной роже,— Ка…

—Не тратьте своё время на это… существо, муж мой!— громко и внятно произнесла бывшая Тернова, с вызовом оглядывая тех, кто проявил интерес к происходящему,— Невместно князю о блаженного руки пачкать. Полицию позовём.

—Так и сделаем,— умиротворился я, оглядываясь кругом в поисках свидетелей и полицейского. И то и другое нашлось быстро и без малейших усилий.

Я неслабо поразвлекся, составляя протокол с полицейским, чувствующим себя жестко не в своей тарелке, на попа, продолжающего издавать сложные для понимания невнятные звуки. Страж закона, конечно, мягко нам намекал, что мол статус статусом, но мы же без прислуги, да одеты скромно и всё такое, на что я, по-ленински ласково щурясь, отвечал ему под запись, что гнида в черном смелая была, потому как ревнителей в нас углядела, а те люди обычно невысокого статуса, на таких и поорать можно. А вот как бы с нами друг мой, сын графа Истинного, ревнитель, кстати, Константин Азов оказался бы, то обиду мы бы так просто не решили. А тут отделается дурак привратный штрафом, да и бог с ним, как говорится.

Не штрафом, конечно. Церковь место проходное, зевак много, так что вся эта комедия по престижу заведения била наотмашь, чему я радовался в глубине своей души, да и лицом тоже рожи корчил довольные. А тут еще и Кристина, которая меня сюда отнюдь не помолиться звала, нужного человека из толпы выходящих вытащила. Женщину, прячущую лицо под сильно надвинутым на лоб платком. C ней, не произнесшей ни слова, мы и пошли от этой бога-дельни, где выскочивший из церквушки колобок-номер-два уже вовсю прыгал вокруг понурившегося привратника и полицейского, допытываясь, чего тут у них стряслось.

—Кейн, идём в тот трактир,— распорядилась Кристина, а затем я услышал её бормотание к нашей молчаливой спутнице,— Это мой муж, Надежда Васильевна, не волнуйтесь. Да, он иностранец. Нет, он не из этих, будьте уверены. И к этим он тоже не имеет отношения, даю слово.

Трактир оказался знатной купеческой харчевальней в старом стиле, явно имеющей историю века на полтора. По крайней мере, рожи половых и прочих отворятелей дверей были настолько преисполнены чувства собственного достоинства, что я чуть было не подумал, мол вот оно, место, где работают на Руси князья. Тем не менее, служители великого жранья выгодно отличились от церковного привратника пониманием, кто к ним заглянул на огонек, поэтому кабинет нам оформили быстро, умело и почти ненавязчиво. «Почти» — потому что половой, сопроводив нас и отправив помощника за чай-кофе-потанцуем, принялся внимательно ждать, пока господа изволят совершить заказ. Давил, сволочь, такая!

Подчиняясь едва заметной жестикуляции Кристины, я заказал полноценный легкий обед с десертом, также поступила и бывшая Тернова, прислушиваясь к шепоту нашей таинственной спутницы. Та, судя по тому, сколько блюд я услышал, сдержанностью в желаниях пожрать тоже не страдала.

Да и вообще, с удивлением понял я, не страдала. После того, как нам принесли пищи на десяток человек в порциях, заслуживающих всякого уважения, скромная богомолица перестала сутулиться, содрала с головы платок и… оказалась высокой стройной милфой лет, эдак, тридцати, причем отнюдь не убитой горем. Густо кашлянув, Надежда Васильевна ухмыльнулась и проговорила низким и совершенно мужским баритоном:

—Давайте покушаем, а потом уже и поговорим, хорошо, ваши светлости? Поверьте коллеге, горячая и вкусная жратва может быть одним из самых приятных воспоминаний о жизни!

—«Это мужчина!»,— тут же взвизгнула у меня в голове Фелиция,— «Переодетый!».

—«Это женщина»,— поправил её я, перебарывая удивление и принимаясь за еду,— «Превращающаяся в мужчину».

—«Как это?»,— озадачилась даймон, определенно прослушавшая немало интересного в последнее время.

—«Вот и мы хотим узнать».

—«Ужас какой!».

Надежда Павловна Дерибасова оказалась ревнительницей на отдыхе, имеющей постоянное место жительства в Саратове. Ветераном-ревнителем, если уж быть точным, вплотную подошедшей к сроку смертности большей части нашей братии. Видимо, услышанное в академии касалось, в основном, мужиков. Тем не менее, женщина оказалась не ходячим Резонансом, а вполне себе боевой особой, регулярно патрулирующей область с малым отрядом. Нюанс оказался слегка в другом…

—Я, княже, на жизнь не жаловалась никогда, да и хер, в штанах выросший, не заставил бы плакаться,— говорила женщина, смачно отхлебывая густой черный чай,— Только, видишь ли, какая беда… Это я как вдова — Дерибасова, а вот в девичестве-то вполне себе Барадьева, из Истинных. А Барадьевы, чтоб ты знал, недавно в числе так сильно обмелели, что у папки моего лишь один наследник остался, Дмитрий, брат мой младший. Всего пятнадцать годов пацану, а сам батя-то, который меня из дома в ревнительницы погнал, сдал сильно… Но не суть, князь, княгиня. Суть в том, что если меня эта зараза окончательно в мужика перекует, то спокойной жизни в Саратове конец настанет. Утаиться не выйдет, буча с наследством начнется точно. Что именно — не знаю и знать не хочу. Поэтому я и не стала ничего заявлять о конфузе, а на Ежова вашего вышла.

А наш скромный и занятой учитель спихнул допрос на нас, потому что скромным маленьким людям около Истинных делать нечего. Особенно когда глава рода может пригласить тебя в гости и спросить: «А пошто ты, служивый, сына моего любимого от меня прятал в годину трудную?». Князь отбрешется, а вот Ежова и сожрать могут.

Ну что за люди, гомосексуалист на гомосексуалисте…

—Что нам, Надежда Павловна, сейчас помешает встать и уйти?— хмуро спросил я, игнорируя квадратные глаза Кристины,— Зачем нам с супругой возможные неприятности с родом Барадьевых?

Женщина смерила меня долгим внимательным взглядом перед тем, как спросить в ответ:

—Присяга?

—Допустим,— не стал страдать фигней я,— Допустим присяга. Но это подстава, вы сами сказали. Тогда иной вопрос — что помешает мне связаться с Барадьевым-старшим или, скажем, натянуть нашему наставнику глаз на жопу за такое задание? Не сейчас, а потом.

—Кейн!— моя жена была похожа на очень аристократичный, но закипающий чайник.