Пуля-дура. Поднять на штыки Берлин! - Александр Больных Страница 16

– Нет, ваше высочество, нет. Много хуже. Екатерина, подстрекаемая Бестужевым, который, как известно, не более чем марионетка в руках австрийского двора, вознамерилась, подумать страшно… Нет, я не могу, не могу!

– Говори, я приказываю!

– Так вот, она дерзает мыслить о самовластном правлении, жаждет короны для себя одной.

Великий князь, выпучив глаза, уставился на Брокдорфа:

– А я?!

– Все хотят заставить вас подписать отречение от престола, только далее замыслы их расходятся. Насколько мне известно, бояре хотят, опаски ради, заточить вас в крепость.

– Как?! Меня?! Законного императора?!

Брокдорф отвел глаза в сторону, не желая смотреть в лицо великому князю, и промолвил тихо:

– Но ведь заточен в крепость Шлиссельбургскую император Иоанн…

Петр Федорович буквально рухнул на стул.

– Нет, не посмеют… В конце концов, Елизавета Петровна – дочь императора, а эти черви кто?

– Кстати, вот и четвертая голова гидры, – по-прежнему в сторону добавил Брокдорф. – О ней даже я сначала запамятовал.

– Ладно, а что Екатерина?

– Ваше высочество, о подлинных замыслах вашей супруги мне достоверно не известно ничего. Но могу полагать, что, как персона, воспитанная в правилах и нравах европейских, она, скорее всего, просто отправит вас обратно в Голштинию. Ну, если только не вмешаются эти проклятые русские.

– Да, барон, ты совершенно прав. Подлая страна, подлые нравы, подлые люди. И за что бог покарал меня повинностью управлять ими? Но, может, это есть испытание прочности веры? И я должен смиренно нести свой тяжкий крест, хотя душа моя рвется обратно в Голштинию, где я много пользы могу принести великому Фридриху. – Но тут в его голове что-то щелкнуло, потому что он без паузы продолжил: – Но это все русские, русские ее подбивают. Сама она ни на что не способна.

Брокдорф хитро прищурился, так как сейчас, по его мнению, настал самый удобный момент для исполнения задуманного.

– И еще поговаривают, ваше высочество… Нет, мой язык отказывается повиноваться мне.

Петр Федорович приказал:

– Говори!

– Ну, если ваше высочество повелевает… Говорят – только говорят! – что своим появлением на свет Павел Петрович… Нет, я не смею, это кощунство…

– Говори!

И тогда Брокдорф с отчаянным видом, словно собирался нырнуть в котел с кипящей водой, даже зажмурился слегка, запинаясь, проговорил:

– Говорят, что это Петр Салтыков…

Великий князь снова взлетел над столом, и панталоны его, не выдержав неравной борьбы, свалились окончательно.

– Не-ет!

Потрясая кулаками, Петр Федорович заметался по комнате, выкрикивая нечто нечленораздельное, но Брокдорф верноподданнически делал вид, что все обстоит как должно. Однако едва он увидел лицо великого князя, как прямо позеленел – ничего человеческого не осталось там, это была морда взбесившейся гиены. Но наконец гнев будущего монарха немного улегся, он остановился и вперил пылающий взгляд в Брокдорфа.

– Барон, – шипящим голосом произнес великий князь, – барон, готов ли ты оказать услугу герцогу Голштинскому и смыть позор оскорбления непрощаемого с нашего герба? Зачем рубить сучья и ветки, если можно и нужно вырвать самый корень всех зол?! Готов ли ты отсечь голову ядовитую этой гидре?

Тут Брокдорф перепугался, так как его интрига зашла гораздо дальше, чем он намечал. Он ведь совершенно не собирался участвовать в цареубийстве и хотел всего лишь отстранить Екатерину, может быть, даже отправить ее под домашний арест, но никак не более. А уж ссориться с достаточно могущественной семьей Салтыковых и вовсе не входило в его планы. Но, похоже, декокт действовал не слишком долго, и сейчас цесаревича снова начало заносить.

– Ваше высочество, решительные действия могут быть неправильно истолкованы подданными вашими, равно как и державами иностранными. Торопливости и неосмотрительности должно избегать при решение дел государственной важности. Граф Панин дал хороший совет – действовать хитростью. Вот я и предлагаю вам, ваше высочество, сначала все расследовать достоверно, а уже потом начать карать или миловать. Благо есть еще у вас верные слуги.

– Откуда? – вяло возразил цесаревич, непроизвольно почесавшись.

– А гвардия голштинская? Это люди вам преданные без лести. К тому же король Фридрих не оставляет вас своим попечением. Письмом цифирным он известил меня, что есть офицеры, кои споспешествуют успехам его, и он готов приказать этим офицерам оказывать вам всемерные услуги.

– Да-да, – загорелся Петр Федорович. – Только на пруссаков и голштинцев и можно рассчитывать в этой verdammt стране.

– И первым делом, ваше высочество, надлежит точно выяснить, что затевают проклятые Шуваловы, что творится на их заводах уральских, каковы замыслы касательно Обсервационного корпуса. Я полагаю, надобно послать туда офицеров с секретной экспедицией для прояснения всех обстоятельств. Только вручить им письма за подписью вашего высочества, дабы приказные и прочие чины препятствий чинить не смели, а, напротив, всемерную помощь оказывали.

– Быть по сему, – решил великий князь. – Готовь бумаги.

Он поднял с пола валявшие панталоны, перекинул их через плечо и вышел из зала.