Сад похищенных душ - Марси Кейт Коннолли Страница 16

Все прохожие с опаской смотрят на нас и переходят на другую сторону улицы. Я толкаю Лукаса локтем:

– Ты заметил, что от нас шарахаются?

Он пожимает плечами:

– Может, они просто не любят чужаков.

Я закусываю губу, но не подчиняюсь желанию набросить на нас тени и спрятаться.

– Возможно, ты прав.

Несмотря на слова Лукаса, я не могу избавиться от ощущения, что меня всюду провожают злыми взглядами. Скоро на нас не только смотрят – я слышу приглушённые шепотки. У меня мурашки по всей коже, и всё, чего мне хочется, – это провалиться сквозь землю.

И вдруг внезапно, без предупреждения, пожилая женщина с тележкой, полной цветов на продажу, подбегает к нам, вопя и размахивая руками.

– Как ты смеешь снова показываться здесь! – Я отступаю назад, когда она тычет пальцем мне в нос. – Тебе здесь не рады, девочка!

Я в таком потрясении, что не могу ничего сказать. К счастью, вмешивается Лукас:

– В каком смысле «снова»? Мы первый раз в этой деревне.

Женщина щурит свои тёмные глаза:

– Я не знаю, кто ты, мой мальчик, но эта девочка была здесь пару дней назад. Носилась по посёлку, будто за ней сам дьявол гонялся, визжала что-то жуткое про комету, которая пролетела несколько дней назад. – Женщина выпрямляется и скрещивает руки на груди. – Она сшибла мою тачку и лишила меня дневной выручки. – Взмахом руки женщина указывает на здание позади неё. – Спросите кого угодно. Все видели, что она тут устроила.

– Это невозможно, – говорит Лукас. – Мы идём от самого побережья. Вчера мы шли по лесу и ночевали в ущелье. Это была не Эммелина.

У меня сжимается сердце.

– Но я знаю, кто это был. Её зовут Дара. Она владеет магией перевоплощения и любит принимать мой облик.

Старушка обдумывает мои слова:

– Ну, думаю, это объясняет, как ей удалось отрастить рога и распугать смотрителей, когда они попытались вышвырнуть её отсюда. Но откуда нам знать, что ты не умеешь менять облик?

Я сглатываю комок в горле. До этого мы вели себя осторожно и никому не рассказывали о наших способностях, но теперь, когда вокруг собираются люди и их гнев всё нарастает, вряд ли у меня есть выбор.

– Потому что у меня уже есть дар, и это не магия перевоплощений. Я ткачиха теней.

Лукас, хотя и удивился моему признанию, головы не теряет:

– А ни у кого не может быть больше одного дара.

Женщина хмыкает:

– Докажите, что говорите правду, и мы позволим вам пройти.

Лукас ободряюще толкает меня локтем, и я, сделав глубокий вдох, приказываю тени старушки дёрнуться и покачаться. Стоящая рядом женщина ахает, и только тогда старушка замечает мои манипуляции с тенью и, издав лающий смешок, расплывается в улыбке:

– Верю, дорогие мои. Можете проходить. Но вы уж поскорее разберитесь с тем, зачем явились.

Радость бурлит во мне, когда деревенские расходятся, но предупреждение не медлить всё ещё звучит в ушах. Не стоит здесь задерживаться. Особенно теперь, когда они узнали о моём даре. Это всего лишь вопрос времени, когда леди Эшлинг снова нападёт на наш след. Мы ускоряем шаг.

– Как считаешь, о чём думала Дара, когда пришла сюда? – спрашивает Лукас, задумчиво морща лоб.

– Это явно не совпадение, она идёт той же дорогой, что и мы.

– Но откуда ей знать, куда идти? Это нелогично.

Я играю с тенями деревьев вокруг, думая о том же самом. А потом всё понимаю и вою от досады.

– Она сидела у меня в сумке. Она могла заглянуть в список или другие документы! – Внутри у меня всё перекручено. – Надеюсь, Дара не распугает там всех к тому времени, когда мы найдём нужный дом.

– Что бы она ни задумала, ясно одно, – говорит Лукас. – Что в этом нет ничего хорошего.

Меня пробирает дрожь. Он прав, и это беспокоит меня сильнее, чем я готова признать.

Скоро мы находим нужную улицу и останавливаемся перед каменным домом с красной крышей, где должна жить семья с одарённым ребёнком примерно нашего возраста.

Мы стучимся во входную дверь, но никто не отвечает.

– Может, их нет дома? – предполагает Лукас, но я чувствую, что-то не так, и, отойдя на тротуар, оглядываю дом. Окна грязные, небольшой сад вдоль стены зарос сорняком. И крыша – на ней тёмное пятно с опалёнными краями, я не вижу его чётко, но уверена, что это дыра.

Камень падает мне на сердце. Мы опоздали. Опять.

– Лукас, я думаю, они здесь уже не живут. Уже нет.

Он хмурится:

– Давай проверим.

Друг дёргает за ручку, и дверь легко, со скрипом отворяется. Мы обеспокоенно переглядываемся и входим в дом. В тусклом свете видна маленькая кухня: по центру круглый стол и три стула вокруг. На столе стоит чёрная миска, и, осмотрев её, мы понимаем, что она обожжена, а внутри лежат сгоревшие фрукты. Без сомнения, тот, кто здесь жил, мог дышать огнём.

– Эй? – зовёт Лукас, но никто не отзывается. Только пыль плывёт в потоках света, струящегося из окон.

Мы обыскиваем дом, но никого не находим. Добравшись до второй спальни, я медлю на пороге. Должно быть, это была комната огнедышащего. И наверное, сюда их отвели. Всё вокруг чёрное и обугленное, как будто они дрались не на жизнь, а на смерть. Возможно, дом пуст потому, что им удалось сбежать. Надежда умирает последней.

За моей спиной Лукас, ахнув, спрашивает:

– Как думаешь, им удалось спастись?

Я обречённо пожимаю плечами:

– Надеюсь.

Но я не могу не признать, что это натянутое предположение, и закрываю дверь, чтобы больше не видеть комнату.

Лукас плюхается за стол в кухне, и тут в воздух взвивается клочок бумажки. Я поднимаю его. Почерк старомодный, но вполне читаемый: