Королевство Краеугольного Камня. Книга 2. Первеницы мая - Паскаль Кивижер Страница 16

Она стала мять Анне живот. Потом за тридцать секунд достала послед руками. Стеганое одеяло пропиталось кровью, кровь стекала по краю, капала на пол. Голова Анны покоилась рядом с подушкой: рот открыт, между полуприкрытых век видна полоска белка. Плацента вышла целиком.

– Хвала небесам, – выдохнула Ирма, будто выругалась, берясь за уже приготовленную иглу.

Лукас тем временем положил новорожденную на пеленальный столик. Он вытер ее досуха, стал растирать – без толку. Попробовал искусственное дыхание. «Пять вдохов, – говорила Ирма, – больше пяти не делай». Ничего. Он продолжал нажимать на грудь большим пальцем. У него было двадцать минут. Потом поздно. Прошло семь, восемь. Лукас вспомнил Марселина на дне шлюпки – чуть не утонувшего марсового. Его он смог вернуть к жизни. Так неужели не выйдет с племянницей? С совсем новеньким сердцем? Чего оно ждет, почему не стучит?

– Воскресни, воскресни, – умолял он в отчаянии.

– О том, кто не сделал ни вдоха, «воскресни» не говорят, – поправила Ирма.

– Мне наплевать.

– Говорят «оживи».

И, словно в ответ на сказанное ею волшебное слово, грудь девочки вдруг приподнялась. Лукас услышал тихий, едва различимый хрип. Он положил ее себе на предплечье и стал массировать спину. Из крохотных губ вышла чистая, прозрачная вода. Легкие освободились, она наконец заревела и задергала ручками и ножками.

– Ну и ну… – присвистнула Ирма, застыв с иглой в руке.

Лукас держал племянницу на руках. Она была черноволосая и почти невесомая. Он чувствовал, что не в силах запеленать ее в связанное для нее одеяльце. Ему нужно было согревать ее своим теплом, прижимать к своей коже. Он обернул ее полой своей сорочки и разрыдался.

Ирма безучастно делала свою работу. Кончив, она поправила Анне подушку, смерила пульс, вытерла ей лоб и сказала:

– Такие вы, значит.

– Какие? – спросил Лукас, не отрывая глаз от новорожденной.

Он ни за что не расстался бы с ней: может, даже вскормил бы сам.

– Это у вас в роду.

Лукас поднял голову.

– Поперечное предлежание, рука в родовом канале. Никогда, ни за что бы не подумала, что увижу такое второй раз.

Она умолкла.

– И кто был первый? Не я же, в конце концов…

– Ты, ты, балда. Ты самый. – Ирма покачала головой. – Худшие мои роды. Лучший мой ученик. Хочется верить, оно того стоило.

Ирма и правда едва не расчувствовалась, но тут Анна издала тот же хрип, что и ее дочь. Лукас подошел к ней и осторожно убрал прилипшую к щеке прядь.

– Чудесная девочка, Анна. Замечательная.

Не размыкая век, Анна приподняла руки и открыла грудь. Лукас приложил малышку к груди и окружил ее подушками.

Покой в комнате, где жизнь только что восторжествовала над смертью, продлился недолго. Трое мальчишек вбежали, подскочили к кровати, завизжали, увидев кровь, захотели взглянуть на сестру, которая показалась им гадкой, и стали канючить, что целый день не были дома, – пока не получили от отца по шлепку. Сам он не смел поднять новорожденную на руки. Дочурка – как и взяться? Он боялся ее сломать.

Было уже за полночь, когда Лукас пошел провожать Ирму до дома. Она взяла его под руку, и они молча шли рядом. Снег набивался в ботинки. От мороза перехватывало дух. Лукас хотел задать Ирме один вопрос, но так как от него тоже перехватывало дух, он откладывал его до самого крыльца.

– Мать или ребенок… – заговорил он наконец. – Что сказал мой отец?

Акушерка молча посмотрела ему в глаза. Впервые она захотела пощадить своего практиканта. Но ее молчание уже все сказало. Лукас опустил взгляд.

– Вот мерзавец…

– Заметь, – сказала Ирма с напором, – твоя мать еще жива, а значит, мы не послушали твоего отца.

Лицо Лукаса окаменело. Он стал сам на себя не похож.

– Он хотел сына, Лукас. Твой отец очень хотел сына.

– Он хотел сына, чтобы тот жил за него, вот чего он хотел.

– Лукас. Ты ведь читал мои записи? Знаешь, отчего ребенок лежит так, будто в гамаке, свесив вниз руку? Ну?

– Слишком растянута матка.

– Молодец. А отчего матка так растягивается?

– Предыдущие беременности.

– Верно. А что усугубляет?

– Избыток околоплодных вод? Близнецы?

– Близнецы.

– Моя мать носила близнецов?

– Да, задолго до тебя. Два мальчика. Оба мертворожденные.

Лукас был ошеломлен. Никто не говорил ему, что у него были братья.

– В общем, твой отец не всегда отвечал на тот вопрос одинаково. И, как следствие, потерял двух сыновей.

– Ну и что это меняет, Ирма? – взорвался Лукас. – Все равно сделал бы из них цирковых собачек!

Видеть настолько спокойного человека в гневе – Ирма испугалась за него. Она схватила его руку обеими руками, так что перчатки впились в толстый рукав.

– Послушай меня, Лукас: мы делаем для детей что можем. Желаем им добра, но иногда ошибаемся, в чем их счастье. – Она отпустила его. – Ну все, Лукас Корбьер, иди домой. К племяннице. Если они теперь не позовут тебя в крестные… уж я им скажу пару ласковых, клянусь… – Она сбивала снег с ботинок о порог. – Иди-иди, Лукас. Ступай спать.