Наследие проклятой королевы - Игорь Осипов Страница 16

Инфант едва заметно улыбнулся.

— Когда сама будешь непогрешимой, тогда испугаюсь. Ещё раз спрашиваю: откуда у тебя ключ Кая?

— Был замурован в основании крепости вместе со мной! — снова огрызнулась богиня-хранительница и добавила: — Он опасен. Он разъедает разум смертных, а бессмертные не могут коснуться его.

— И почему ты не избавилась от ключа, если он приносил тебе боль?

Сын Кровавого Озера глубоко вздохнул, опустил голову и поглядел под ноги, заложив руки за спину. Древний дух уже не раз проклял свою затею узнать, какие силы стоят за пришлыми. Одна глупая ошибка за другой привели к тому, что теперь его шантажируют уже трое. Сперва пришлось уговаривать и одаривать безделушками сестру, чтоб не растрезвонила на всю округу, потом Ёвен потребовал право долга, теперь с этой надобно вести разговор, хотя сейчас попроще будет, всего лишь слегка припугнуть её и чего-нибудь пообещать.

— Отвечай, если хочешь, чтоб я помог тебе с дочерьми вместо тех, от коих ты отказалась и бросила на произвол судьбы, как неразумная юная дева, что избавилась от младенца, забеременев от случайного прохожего, — надавил инфант на промолчавшую женщину в белом, которая снова молча засопела вместо ответа. — Говори, — продолжил он допрос.

— Думала, пока он при мне, больше никого не замуруют. Врагу не пожелаю тех мук, что мне пришлось испить из чаши горести. Я слишком долго умирала. Слишком долго оживала. Слишком долго шла к свету.

— Ясно. А что за глупое пророчество бормотала твоя старшенькая? — протянул довольный собой дух Кровавого Озера.

— Слышала ещё при жизни, что придут не рождённые под светом небесной пары и принесут с собой войну.

— Глупости, — прошептал Инфант.

— Это не глупости! — Женщина подалась вперёд. Она сжала кулаки, но силы были не равны, и в этом случае напасть решится только загнанная в угол, подобно крысе, по следу которой идёт хорёк.

— Глупости, — с улыбкой повторил хозяин кровавого озера. — Весьма часто пророчества сбываются, если верующий сам приближает миг их свершения. Можно прорицать: «И смерть неизбежна в ночи». И верующий либо умрёт от страха, разъевшего сердце, либо повесится, устав ждать конца, ибо пророчество лишит его рассудка. А твои дуры верят в войну и сами приближают начало.

— Но ведь нерождённые пришли! — повысила голос богиня. — Пророчество сбывается!

Инфант засмеялся и встал. Он, конечно, мог послать деву на все стороны света разом, силы на это есть, а вот заткнуть раз и навсегда — нет, и потому придётся запугивать и уговаривать, переступая через свою гордыню.

— Ну, пришли и пришли. Это ещё не означает войну, — съязвил он.

— Но… — протянула женщина, уронив руки и опустив голову.

— Ты опоздала: многие уже позаботились о том, чтобы узнать, можем ли мы жить в мире и согласии с халумари. Ответ: можем. Лучше расскажи поподробнее, что лепетала перед уходом твоя выкидышня и куда она хотела направиться.

Богиня подняла заплаканные глаза и заговорила. Заговорила о нелёгком выборе отказаться от предавших её дочерей, о решении единственной живой сектантки отправиться к местам заточения тёмных богов, дабы уничтожить всех пришлых и навсегда запечатать их врата.

Выслушав женщину, инфант пошевелил шеей и забормотал вслух свои мысли:

— Похоже, всё складывается не самым лучшим образом, и надобно достать кнут и поторопить халумари.

Он подсжал губы, посмотрел на богиню, а потом перевёл взгляд на лестницу, где в тени шевельнулись две чёрные фигуры — новые помощники.

* * *

Город… Сразу стала понятна уловка Урсулы со сломанным клинком. Стража у ворот опечатывала всем входящим оружие тонким льняным шнуром и свинцовой пломбой. Одновременно с этим с каждого клинка собирали серебро. У назначенной для этой важной задачи чиновницы имелась особая табличка с указаниями, сколько золота, серебра или меди полагалось взыскать с путников. При этом клинки короче двух ладоней пошлиной не облагались, так как считались орудиями труда, а копья, алебарды, тяжёлые мушкеты и арбалеты и прочее оружие, с которым можно противостоять страже, проносить и вовсе запрещено. Кроме того, на выезде печать проверялась, и если она сорвана, то полагалась более значительная мзда.

Но судя по тому, что Урсула устроила у ворот целый спектакль с причитаниями и показными обидами и мольбами (мол, несёт большой меч в починку, а обломок оружием не считается и обязательному учёту не подлежит), к тому же сунула пару медяков, всегда можно договориться. За остальное оружие заплатили, сколько полагалось.

Хотя я немного кривлю душой: мой пистолет скрытого ношения так и остался незамеченным, так как их меры предосторожности не шли ни в какое сравнение с нашими. Сюда бы металлодетекторы и рентген, как в аэропортах — никто бы не прошмыгнул.

Зато начала громко возмущаться Урсула:

— Как королева слегла, так городская управа обеими ладонями гребёт угли в свой очаг. А герцогиням д’Айрис и да Берта дела нет до простого люда, они бодаются меж собой за трон, как быки за стадо. Главное — под копыта не попасть в этой суматохе.

— И не говори! — поддакнула ей Катарина, глядя при этом на чиновницу, которая долго пересчитывала весь арсенал храмовницы.

— Не знаю, — пожал я плечами, а потом пришла моя очередь возмутиться, когда Урсула встала рядом и, слегка наклонившись, прошептала:

— Это, юн спадин, ты платишь за телохранительниц, так что твой кошель сейчас полегчает на дюжину серебряных.

— Вот, блин! — пробурчал я, пробежавшись взглядом по той куче оружия, что имелась у моих спутниц, а когда чиновница застыла возле меня и неимоверно пафосно указала на полушпагу, то понял всю глубину негодования моих помощниц. Пришлось доставать клинок, прикладывать его к толстой деревянной линейке, а потом ждать, когда стражница завяжет шнур на ножнах и эфесе, а затем поставит пломбу с оттиском короны на свинцовой блямбе. Они бы ещё величину моего гульфика замерили!

Шутки шуткам, но следующая линейка оказалась предназначенной для замера длины носков на туфлях-пуленах. На разлинованной рейке возле каждого штриха имелась надпись, и получалось, что самые длинные носки на обуви дозволялось носить беспошлинно только дворянам, а, к примеру, простолюдинам разрешались не длиннее двух дюймов. Казалось бы, одновременно и смешно, и грустно глядеть на подобный беспредел, но тот же Пётр Первый назначал пошлины за бороды, а в Европе и у нас существовали критерии для одежды применительно к разным слоям населения. И длина носков на обуви тоже была урегулирована указами, законами и табелями о рангах. Кроме ботинок, имелись пошлины на разные цвета для ткани, величину перьев на шляпах и прочего. Была замерена даже длина рукавов у замершей с выражением холодной ярости Лукреции.

Вскоре снова пришла моя очередь краснеть, так как чиновница замерла с линейкой в руках и протянула ладонь, недвусмысленно намекая на взятку, а когда я сунул серебряную монету, принялась самозабвенно щупать мой гульфик, прикладывая к нему линейку. Не то чтобы мне совсем не понравилось, но обстановка не слишком располагала. К тому же Катарина стала пунцовой от возмущения, и Урсуле пришлось приложить усилия, чтоб храмовница не кинулась на чиновницу с кулаками. Вдобавок либо наши дизайнеры перемудрили, либо стандарты изменились, но в норматив я не уложился, и пришлось отдать ещё одну серебряную монету взамен небольшого медного жетона, который полагалось вешать на пояс в знак того, что пошлина уплачена. И нетрудно догадаться, что было изображено на жетоне под грубо отчеканенными символами года и месяца выдачи. Да… он самый, стоячий, во всей красе. Обязательно привезу на базу и вручу дизайнерам со словами: «Вот вам…»