Тени Архонта - Анастасия Машевская Страница 16

Фирин не выдержал и сложил брови домиком с неким умилением в чертах. Видимо, это у него компенсировало улыбку на случай забавных ситуаций.

— Что еще? Пояса! Да, пояса такие, что спереди вместо пряжки сковородка! Причем ручкой вниз, ты представь! Ручкой вниз! — расхохотался гном в голос, изображая унылое мужское достоинство. — Не, ну а некоторые прямо всерьез страшные, — добавил он, немного успокаиваясь. — Прямо с кусками животных, убитых перед праздником. Такая свежатина, что еще кровь капала да потроха торчали! И так вот! — Хольфстенн чуть встряхнул кулаком, мол, теперь слушайте, сейчас главное! — Как-то раз, уже не помню в каком году, пришел на фестиваль мужик без устрашений вообще, в обычном доспехе и открытом шлеме.

Ну поймите, шлем — это особенно важно! Там же всегда у всех то рожища по полметра, то волчья пасть, то медвежья! А этот надел просто обычный шлем — башку закрывает, а физиономию видать. Так знаете, чего? Он выиграл! И зна… зна… — Хольфстенн натурально заржал, видимо, в деталях вспомнив тот праздник и того мужика. — Его ж… жена… ‘азукрасила так, что он победил на… на… Ахахаха! Победил на самую страшную рожу!

Борво разве что чуть-чуть улыбался, Данан тоже. Дей то ли не слушал вообще, то ли делал вид. И только Фирин, дослушав гнома и коротко поджав губу, серьезно изрек:

— А я-то думал на таких фестивалях выигрывает самая бородатая женщина.

Хольфстенн застыл на миг, таращась на эльфа, а потом бухнул особенно зычно, гогоча, как безумный. И, хотя Фирин сохранял в общем, нейтральное выражение лица — только лукавые глаза выдавали, что эльф все-таки от души повеселился — гном решительно записал Недотрогу в «отличные парни» и «бравые приятели».

Утерев слезы смеха, Стенн добавил:

— Насчет бородатых не знаю. Но женат тот бедолага был — и до сих пор! — на моей младшей сестре.

Настроение, подаренное гномом в тот день оказалось приятной отдушиной в мрачном унынии, окружавшем их со всех сторон.

На третью после встречи с Первым Смотрителем ночь Борво настигли кошмары от Темного Архонта. Он поднял на уши товарищей и заодно все крыло. На четвертую, голося что-то бессмысленное, с трудом от кошмаров проснулась Данан — Хольфстенн и Диармайд трясли её с двух сторон, надеясь вытащить из сна, который не пускал. До конца той ночи чародейка больше не ложилась, предложив свое место рядом с Диармайдом Борво. Тот все равно соседом к Дею не помещался и остался на полу.

На следующее утро, наконец-то, состоялось собрание командоров. И даэрдинцев туда никто не позвал.

До них не доносилось ни шепотка, никакого слушка или сплетни. Будто совсем никто, ни один стражник, конюх или служанка — никто не обсуждал, о чем там говорили лорды-смотрители за закрытыми дверьми. Подобная стерильность тревожила. Какие-то люди по-прежнему встречались в крепости смотрителя Гартамаса, делали свою работу, стерегли порядок в коридорах, но было чувство, будто на самом деле все вымерли.

Данан не находила места: обнимая себя за плечи, она мерила шагами комнату, потом, когда расстояние в комнате между всеми её углами было уже до оскомины хорошо известно, взялась «патрулировать» небольшой клочок прохода перед дверью и вздрагивала на каждый шорох или вздох. Дей был в том же состоянии, разве что нервозность чародейки десятикратно усиливала его собственную. Борво сидел с нечитаемым выражением лица, но без конца щелкал костяшками пальцев. Даже Хольфстенн нет-нет дергал волоски из отрастающей медной бороды и скреб голову. Вообще, справедливости ради, стоило признать, что идеально выбритым Хольфстенн выглядел лучше. Как показало время, он был почти лыс, но вот это незначительное медно-огненное «почти», пробивавшееся по черепу то тут, то там, портило все старания гнома поддерживать облик бывалого наймита.

И только Фирин безмятежно валялся на кровати и спал.

Когда собрание командоров завершилось, это было слышно: по коридорам прокатился негласный, но взбудораженный вздох. Словно вдохнули наконец все обитатели крепости, которые до того битый час вынуждены были не дышать. Даэрдинцы собрались в комнате и теперь с пристрастием осужденных на казнь пленников таращились на дверь. Никто толком не мог сказать, сколько прошло времени, прежде чем она отворилась.

Дей подскочил первым:

— Ну что там?! — набросился он на вошедшего.

Это оказалась молодая девушка-стражница, за которой шли два прислужника с подносами.

— Лейтенант Варнакс распорядился сегодня принести вам еду сюда.

— Еду?! — Дей откровенно ждал не этого. В отличие от Борво. Тот быстренько оставил в покое свои многострадальные пальцы и принялся забирать подносы. В чашках дымились тушенные овощи с мясом и зерно — не те сухие лепешки с творогом, которыми их кормили последние дни.

— Слюнями там все не залей, — посоветовал Хольфстенн, наблюдая за бугаем.

— Спасибо, — поблагодарила Данан, приближаясь к стражнице. Девушка кивнула в ответ, сказав:

— И еще лейтенант велел передать, что пошлет за вами вечером, — она посмотрела на Данан, затем перевела взгляд в угол, где стояла кровать, на которой спал эльф. — За магами. У него к вам разговор.

— Что ему от них нужно? — тут же напрягся Диармайд. Свой долг старшего товарища он, на вкус Данан, стал мыслить несколько болезненно.

— Хорошо, мы будем готовы, — отозвалась чародейка. Стражница кивнула и, игнорируя выпады Диармайда удалилась вместе с помощниками.

Что делать с посудой, когда они закончат, им никто не сказал. Но без этого распоряжения они точно могли обойтись.

Дей и Данан обернулись внутрь комнаты. Борво уже ел. Но Хольфстенн таращился даже не на него. Фирин, мирно посапывая, неуклюже переворачивался с бока на бок, путаясь ногами в складках эльфийского балахона, и даже не думал переживать.

— Яйца Создателя, — проворчал Стенн, глядя на эльфа и качая головой, — его вообще может хоть что-нибудь смутить или озадачить?

Хороший вопрос, подумала Данан.

— Не знаю. Вспомни, где и каким мы встретили его. От отшельника его отличает то, что он еще не спятил.

— Уверена? — сардонически спросил гном, выгнув бровь.

— Вы есть будете? — буркнул Диармайд, падая рядом с Борво. Тот, чтобы не мучиться со стульями, которых не хватало на всех, пододвинул стол прямо к кровати и сейчас уплетал жаркое ложку за ложкой, едва успевая прожевывать.

Как там говорил Редгар? — присаживаясь к остальным, Данан вдруг вспомнила один из биваков. Балагур, истеричка и обжора? Только балагур теперь — Стенн, истеричка — Дей, обжора по-прежнему Борво. А что остается ей?

Ждать до вечера тоже оказалось непросто. Уже далеко за полдень, когда содержимое подносов было съедено до последней крохи, чародейка, не зная, чем себя занять, вызвалась отнести утварь назад на кухни крепости.

Возвращаться назад по-прежнему не возникало желания. И не потому, что она не хотела видеть Дея или остальных. Но она вышла из комнаты-узилища, и теперь на неё будут смотреть с ожиданием, что Данан удалось вызнать какие-нибудь новости. А это не так. Интересно, Редгар чувствовал себя также, когда все они таращились на него, ожидая указаний? Ожидая, что решение, которое он озвучит, будет правильным? Так ли он чувствовал себя, как она на днях, когда предложила вернуться в Даэрдин, раз уж Гартамас не намерен назначить Дея командором? Или, раз в целях Первого Смотрителя было не допустить Дея до собрания, может, теперь, когда встреча глав ордена позади, он все-таки назначит его?