Капитанская дочка для пирата - Мирослава Адьяр Страница 16

Пробуждение после смерти всегда тяжелое. Будто с бодуна. Я едва разлепляю веки и размыкаю пересохшие губы. В груди невидимый кол стоит: сердце грохает о ребра и причиняет боль.

Первое, что бросается в глаза: изгиб молочного плеча и алая россыпь волос на белоснежной подушке. Ария кутается в кружевной плед на краю кровати – подальше от меня – и дрожит от холода. Да, ночи на корабле всегда зябкие, особенно перед штормом.

Буря будет. Я знаю это по характерному скрипу досок со всех сторон и клокочущей тишине – будто мир замер и перестал отсчитывать время.

С хрипом откашливаюсь в кулак и, опираясь о стену, ползу до графина с водой. Ноги подгибаются, не держат. Жадно напиваюсь и сползаю по стенке. Сил совсем нет. И не будет ближайшие несколько часов. Или дней. Каждый раз по-разному. Все зависит от ранения и скорости наступления смерти.

Смотрю на стену, а там Бикуль раскинулся зеленым ковром. Врос в доски и закутал дверь. Странная тварь, никогда такой не видел. По виду – просто здоровенный кот, но вся шкура – море крохотных зеленых отростков и красных цветов.

Крупные острые уши подрагивают, и на меня смотрят два желтых огонька, полных тягучего внутреннего пламени. Кот рыкает, но не двигается, косится на постель, где спит его хозяйка.

Волнуется.

Но отчего-то кажется, что приказ Арии не нарушит.

Да и я не трону его. Обещал.

– Живи уже, – бросаю ему и опускаю голову на колени. Как хреново-то, даже до душа не доползу. Посижу тут.

Когда вспоминаю, как Ария терлась своими бедрами, растекаюсь сладкой истомой. По коже волнами идут приятные колючки, а в паху просыпается пламя. Хорошо, что я был мертв в тот момент, не то точно бы не удержался. Горячая, открытая, доступная. Глухо рычу куда-то в пол. Я не должен к ней привязываться. Не дол-жен. Нельзя. Хочется завыть, а я, как идиот, улыбаюсь.

– Энзо? – голос у девчонки сонный и взволнованный. Магия какая-то, я ведь сильно не шумел, а все равно проснулась.

Перекатывается к краю и свешивает ноги, кутается в плед и ищет меня взглядом. Чуть дрожит, ведь в каюте совсем уж промозгло.

В этот самый момент, когда я ее вижу, а она меня нет, стараюсь читать девичье лицо. Слежу, как приоткрываются пухлые губы, как тонкая ручка нервно скользит по волосам. Хочу увидеть, как она осматривается по сторонам, когда думает, что рядом никого. Ищу признаки обмана или хитрости. Знаю, на что она способна.

Но на лице нет ничего такого, что могло насторожить. Волнение немного и капля какой-то совсем детской жалости. Вот сейчас она улыбается, глядя на своего питомца. Радостно. Как никогда до этого.

А потом снова хмурится и закусывает губу.

– Энзо? – зовет чуть громче, а голос дрожит, как струна.

Вскакивает на ноги, взволнованная, растрепанная и вдруг натыкается на меня взглядом. Охает сдавленно и подходит ближе.

Представляю, как выгляжу сейчас. Сижу тут, встать не могу, потому что ноги не слушаются. Бесполезное бревно.

Ария хмурится еще больше и проходит мимо меня в ванную. Открывает кран и через секунду из комнатки вырываются клубы теплого пара. Нервно ерзаю. Чего она там удумала опять? Кипятком окатит? Или еще чего похуже…

Ария возвращается с небольшим тазиком и мягкой тряпкой.

– Снимай рубашку, болезный, – приказывает твердо.

– Ухаживать будешь? – ворчу, но стаскиваю разорванную тряпку. Каждое движение отдается яркой стрелой боли и заставляет меня стискивать зубы.

Бросаю остатки рубашки на пол и откидываюсь затылком на стену. Совсем раскис.

– Твой котенок ядовитый, что ли? – бесцветно шепчу.

– После его атаки никто не воскресал. Так что спросить было не у кого, – отвечает, слабо усмехаясь. – Ноги расставь, – опять этот командный тон. – Мне отсюда неудобно тянуться.

Хмыкаю. Ладно, раз она так хочет. Повинуюсь, вытягиваю ноги перед собой и развожу в стороны. Кол в штанах никто не отменял. Сам, как вяленая рыба, но в боевой готовности. Голодный слишком, да и Ария выглядит аппетитно: голову от ее запаха ведет. Снова терпко-сладкий ландыш, как мое личное проклятие. Еще одно.

Когда Ария подвигается ближе и почти касается острыми коленками моих ног, замечаю, что она старается не опускать глаза, и не могу удержаться от колкости:

– Ведешь себя, как невинная святость, фурия. Боишься, что трахну тебя, но сама же меня и искушаешь, – как жаль, что я не умею держать язык за зубами. Но мне простительно, я же плохой пират, убийца, разрушитель домов, бессмертный гад и, вообще, бездушная тварь. Что с меня взять?

Она совершенно невозмутимо усаживается на пятки и ставит тазик перед собой, едва ли не мне на ширинку. Почти рычу, когда немного горячей воды проливается на штаны. Слава глубинным демонам, что не туда, куда Ария явно целилась, иначе моя боевая готовность могла и испугаться.

– Знаешь, Энзо, – говорит она и выжимает тряпку с такой силой, что та вот-вот в ее пальцах порвется. Шею мою что ли представляет? – Я и есть невинная святость. И оставляю за собой право краснеть и смущаться. Ясно тебе, пират?

Ария разрушает мой покой своей откровенной и прямой дерзостью, но шокирует кристальной чистотой помыслов. В серо-голубых глазах разливается шторм, а я думаю над ее словами: «Я и есть невинная святость». Не может быть… Прикрываю глаза, чтобы не выдать эмоции – маска все-таки привычней. Перетерплю ее прикосновения, выдержу присутствие, но первым мужчиной я не должен стать. Это ранит нас обоих, затянет на дно.

– Я околею, если ты будешь, как черепаха возиться, – отрабатываю образ «дрянной мужик и подлец».

– Все равно воскреснешь потом, что с тобой станется, – отвечает спокойно и касается тряпкой кожи. Ткань почти сухая, но все еще теплая, хранящая запах ее рук. Ария наклоняется вперед и бесцеремонно упирается свободной рукой мне в плечо, пока второй обтирает грудь и шею. Мягко касается лица, почти бережно, в глаза заглядывает, но прочитать, о чем думает, невозможно.

Придвигается еще ближе и скользит свободной рукой мне за шею и чуть тянет на себя.

– Переворачивать тебя не буду, а спину тоже нужно обтереть. Подайся вперед немного, мне так не достать.

– Ария… – хриплю и немного стискиваю ладони на ее талии. Сам не помню, как они там оказались. – Плевать на спину, я не железный дровосек. Не издевайся! – но она настойчиво тянет меня на себя, вжимаясь, а я от слабости не могу противостоять. Морж мне в висок, несносные руки бесконтрольно ползают по ее коже, собирая тепло. Почему она не противится? Почему разрешает?