Влюбленные в маски - Елена Чаусова Страница 16

Делать хоть что-нибудь было легче. Потом Фабио наверняка все-таки порыдает в подушку, может быть, даже не один раз: он хорошо усвоил после смерти родителей, что это помогает. Но прямо сейчас лучше всего помогала возможность не чувствовать оглушающую беспомощность перед неизвестным и неуловимым убийцей. Поэтому Фабио делла Гауденцио намеревался делать — все, что было в его силах.

— И все же я тебя очень прошу, поостерегись, — печально и обеспокоенно попросил Лоренцо, — сам же видишь, как идеально ты сам подходишь на роль жертвы.

— Ты, между прочим, тоже подходишь, ничуть не меньше меня, — проворчал Фабио и тяжко вздохнул. — И я тоже беспокоюсь, знаешь ли… когда у меня всего один близкий друг остался. Но я не могу просто стоять в стороне после того, как он убил Чезаре. Это теперь мое личное дело.

Он взял у Лоренцо из рук бокал, снова его наполнил и отдал обратно, тут же отпив из бутылки, а потом задумчиво уставился в окно. Едва Фабио начинал думать о Чезаре, ему немедля вспоминался бал, снова и снова одна и та же сцена. То ли из-за их тогдашнего разговора, то ли из-за того, что случилось после… Теперь все это казалось каким-то зловещим пророчеством судьбы, которого Чезаре не сумел разглядеть, невзирая на свой магический дар.

Они сидели в маленькой полукруглой гостиной, небольшая веселая компания молодых дворян, душой которой, разумеется, как всегда был второй маркиз делла Веккьони, синьор торговый посол с очередной впечатляющей историей о своих дипломатических похождениях. Чезаре повествовал стоя, бурно жестикулируя, и Фабио всерьез предполагал, что скоро он заберется на чайный столик, чтобы использовать его как трибуну и продолжить свой рассказ уже оттуда. Саму историю Фабио уже слышал, раз этак с десяток: вспоминать о своей первой поездке в Сантурское ханство Чезаре очень любил — но ему удавалось каждый раз делать это так красочно и выразительно, что Фабио готов был и еще десяток раз послушать. А уж те, кому довелось слышать впервые, и вовсе были в восторге, особенно две юные синьорины, не сводившие с Чезаре глаз. Одна даже забыла махать веером, так и сидела, отставив его в сторону в недвижной руке.

— Одного того, что ты смог с сантурцами о чем-то договориться, будучи для них совершенно чужим человеком, уже достаточно, чтобы мы тут все тобой бесконечно восторгались, — весело сказал Фабио, когда Чезаре поведал, как на третий день пребывания в посольстве уболтал клан Анвар на заключение отдельных торговых соглашений с Тревизо. Синьорины, которые о сантурцах знали только то, что обычаи их дики и порой кровавы, дружно ахнули, представив душку Чезаре в окружении недружелюбно настроенных восточных варваров. И это они еще продолжения не слышали, — но я-то знаю, что это было только начало твоих славных подвигов, — продолжил Фабио подогревать интерес публики.

— Да какие там подвиги? Спасался сам, выкручиваясь ужом под палкой, заодно и договора спас.

— Какие-какие, торгово-дипломатические, — хмыкнул Фабио, а Чезаре, весело усмехнувшись, махнул на него рукой и продолжил:

— На другой же день после того, как мы с Анварами договорились, на меня вышел весьма подозрительный тип. Прямо как в романе: подсел ко мне за стол, когда я обедал, и говорит, мол, я представляю людей весьма влиятельных, которые имеют горячее желание с Тревизо торговать. Прямо ничего говорить не хочет, темнит — и даже не будь я фортунатором, ничего хорошего бы от него не ждал. А тут мне от дурных предчувствий аж есть расхотелось. Сижу и думаю: как же от таких типов избавляются, чтоб они сразу по выходе из едального заведения за углом с ножом не подкарауливали?.. Те самые романы в памяти перебираю, может, в них чего подходящее было, раз уж собственного жизненного опыта с кроличий хвост, — парочка молодых людей на этом месте весело фыркнула, а одна из синьорин, напротив, изобразила готовность упасть в обморок от испуга. — И в конце концов говорю: "Такие серьезные решения мне необходимо согласовывать с начальством в Тревизо, обратитесь ко мне снова через несколько дней". Как распоследняя канцелярская крыса, которая может месяц несчастных с согласованиями и пересогласованиями всех бумаг гонять. Сам не знаю, что на меня нашло.

— И как, удалось напугать злодея бюрократией? — весело спросил Теодоро делла Кьяри.

— Удалось-то удалось, только слишком поздно, — драматически возвестил Чезаре, и вторая синьорина ахнула, прижав руки к груди. — Кто-то видел, как мы разговаривали, и донес Анварам, что я тут по углам с посланниками семейства Набир встречаюсь, с которыми у них вот уже сотню лет кровная вражда. А сантурцам этого за глаза и за уши достаточно, чтобы незадачливого меня в пустыне прикопать под ближайшим барханом за то, что веду дела с вражеским кланом.

— Ну уж судя по тому, что ты жив, да еще и так весело об этом рассказываешь, все обошлось, — меланхолично заметил Лауро делла Серра и вальяжно облокотился о спинку диванчика, на котором сидел.

"Как это у него получается?.. — не в первый уже раз позавидовал Фабио, разглядывая наследного маркиза, обладавшего едва ли не более сильным даром эмпатии. — С невозмутимой физиономией сидеть при двух напуганных дамах, трех хихикающих кавалерах и Чезаре впридачу. Тоже так уметь хочу, мне для дипломатической работы полезно"

— Ну и раз я понял, что дело — труба, то решил играть по-крупному, так как терять мне было нечего. И отправился прямо к сантурскому хану нижайше, но очень настойчиво испросить аудиенции.

— А хан тебе и говорит: "Синьор делла Веккьони, обратитесь ко мне снова через несколько дней", — немедленно пошутил Теодоро, за что получил от одной из переживающих синьорин возмущенный хлопок сложенным веером по плечу, потому что "бедный маркиз был в смертельной опасности, и это вовсе не смешно, Тео".

Чезаре благодарно ей кивнул, улыбнувшись и приложив ладонь к сердцу, за что получил полный томной нежности женский взгляд и возмущенное фырканье Теодоро.

— Он меня сразу согласился принять, — не без гордости сообщил Чезаре, — после того, как я сообщил, что речь идет о войне и мире между нашими странами. И первым делом то же самое ему лично повторил: что если торгового посла по законам кровной мести прирежут в ближайшие пару дней, это чревато для ханства серьезными международными осложнениями. А вот как раз после этого, драгоценный мой наследный маркиз делла Кьянти, попросил обратиться к нему снова… правда, всего лишь через несколько часов. По истечении которых я получил от него замечательную бумагу с заверениями в высочайшем ханском расположении и еще более высокой заинтересованности в торговых связях с Тревизо. А главное — сей документ едва ли не требовал от меня назаключать торговых договоров со всеми подряд, в как можно большем количестве, невзирая на обстоятельства, ибо таково величайшее ханское изволение. Эту самую бумагу я и предъявил Анварам, сообщив, что не мог столь грубо нарушить волю сантурского правителя, вовсе отказавшись от переговоров. Однако вести дела с семьей Набир отказался — разумеется, исключительно из глубочайшего уважения к семье Анвар. Сантурцы задумчиво почесали бороды, и решили, что мое отношение к местным порядкам достаточно уважительно и щепетильно для того, чтобы даже прежних договоренностей не разрывать. А с Набирами мы все равно давно уже торгуем, не один же я по торговым делам из Тревизо в Сантур езжу. Кровная же вражда — дело глубоко личное, и на все герцогство скопом обидчивость Анваров, по счастью, не распространяется.