Выродок из рода Ривас - Св Ск Са Страница 15

Ночью в гостинице был переполох. Барон Тодт получил от Марии сигнал об опасности через парные артефакты. Прибежав к номеру Марии, он обнаружил, что дверь заперта, а Мария не отзывается. Вызванная обслуга вскрыла дверь её номера, и оказалось, что Мария лежит в ванной комнате, её дыхание затруднено, а кожа на руке покрылась волдырями. Расследование по горячим следам ничего не установило, однако поднятый с постели главный судмедэксперт Белопайса, чем-то обязанный доктору Анри, рассказал, что несколько лет назад была серия таких случаев. Человек умирал страшной смертью от ожогов, лёжа в ванне, наполненной обычнейшей водой. Однажды, случайно, был схвачен исполнитель, который признался, что к стенке ванной прикреплялся бесцветный шарик, покрытый растворимым в воде желатином. Заметить его практически невозможно. Жертва набирала ванну, ложилась в неё, желатин растворялся, и в воду попадал какой-то алхимический состав, быстро разлагающийся и не оставляющий специфических следов. Несмотря на то, что в руки полиции Белопайса попал образец состава, им так и не удалось расшифровать его компоненты. Удалось только установить, что состав обладал двойным действием: парализация и химические ожоги. Уже через час после начала действия состав полностью разлагался и в воде не оставалось ни малейшего следа его присутствия. Узнав у Марии, что она уже набрала ванну, когда к ней постучался я и мы ещё минут пятнадцать – двадцать поговорили, а потом она попробовала рукой воду, как и получила ожог руки, он заявил, что именно эта задержка и спасла Марию. Во-первых, состав уже частично разложился просто с течением времени и во-вторых, попробовав воду, Мария получила повреждение лишь небольшого участка кожи. К счастью, в нашем случае, здоровью Марии ничего не угрожало, а ожог уже к утру медики смогли свести без следа.

Мне, кстати, о покушении рассказали только на следующее утро, уже после суда.

Проснулся я от того, что дверь в мой номер попросту вынесли. Оказывается, я умудрился так крепко заснуть, что не реагировал ни на звонки, ни на стук в дверь. Кроме того, так как я с утра намеревался обновить колпак, дверь, чтобы мне не помешали, я подпёр стулом. Естественно, ее не смогли с утра открыть. А после ночного переполоха особо разбираться никто не стал и барон Тодт вынес дверь полностью. Кстати, администрация гостиницы оказалась настолько рада, что со мной всё в порядке, что никто даже и не заикнулся о компенсации.

Подновляя колпак, я обратил внимание, что моя память изменилась. Воспоминания участка я-граф теперь не были отделены от участка Серж-ребёнок, а как-то соединились, не нарушая общий порядок, наведённый мною. Однако теперь я не имел такого свободного доступа, как раньше, к памяти Сержа-ребёнка. Любые новые воспоминания, не осознанные мною к этому моменту, оказались слабодоступны, лишь ассоциативный способ что-то давал. Понадеявшись, что в ходе дальнейшей адаптации эта проблема исчезнет, я закончил собираться. Оказалось, что я собирался дольше всех, и мы с трудом успеваем в геральдическую палату и на суд. Но я же не виноват, что с моим резервом мне колпак только обновлять надо минут сорок! Позавтракать в итоге я не успел, пришлось перекусить прямо в карете. В поездке меня сопровождали Мария и барон Тодт. Юристы ожидали нас в суде.

В геральдической палате мы не задержались надолго. Моё вступление в права маркиза Ипрского действительно уже произошло, в геральдической палате я всего лишь дал формальную малую присягу королевскому дому Белопайса. Так что уже через пятнадцать минут мы уже вышли и направились в суд.

В целом было заметно, что Брюссель недавно пережил штурм войсками Бритстана и поспешное бегство остатков оккупационных войск. Следы использования как магического, так и немагического оружия попадались повсюду. Вот большой особняк на одном из бульваров с попросту перекрученными воротами – скорее всего след от использования какого-то воздушного заклинания. А вот небольшой трёхэтажный дом с магазином на первом этаже, фасад которого явно посечён осколками бомб. Вот следы пуль на фасаде другого здания и тут же впечатанные в мостовую тени людей, испарённых заклинанием некромантии. Вот ещё не стёртый флаг Бритстана, нанесённый с помощью магии на одной из стен, а вот надпись на соседнем доме: «Здесь живут коллаборационисты».

Я ехал по немноголюдным улицам, подмечая следы недавней войны. Я сам не мог разобраться, какие подсказки, объясняющие увиденное, даёт я-граф, а какие Серж-ребёнок.

Сам суд располагался в здании парламента и, как мне объяснили мои сопровождающие, был одним из немногих зданий в центре Брюсселя, абсолютно не пострадавших в результате войны. Суд был переполнен. По-видимому, судьба первородного действительно была интересна многим.

На крыльце нас встретил уже знакомый мне Юрген Клопп, который проводил нас в комнату ожидания. Причём меня опять попробовали отделить от Марии. К нам подошёл какой-то пожилой маг и пригласил меня пройти непосредственно в зал суда и ждать там начала заседания, мотивируя это тем, что Мария является одной из сторон, вот пусть она и совещается со своими адвокатами. Всё это произносилось приторно вежливо, но очень непреклонно. Я никак не отреагировал на его слова и продолжил путь. Задержать меня физически он не посмел. На этом и строился мой расчёт, поскольку Серж помнил, что для того, чтобы преградить путь первородному, надо иметь очень веские основания, и то не факт, что даже они помогут.

Суд открылся выступлением его председателя. Он напомнил собравшимся о подвиге моих родителей, бросившихся в самую гущу сражения с возгулами, о моём подвиге, ознаменовавшемся настоящим чудом в форме полного уничтожения четырёх возгулов одним проявлением магии. Затем рассказал о двух претендентках на роль моего опекуна. Невооружённым глазом было видно, что симпатизировал он тёте Жаннетт. Были многочисленные ссылки на дела об опеке, рассматриваемые в прошлом, где всегда преимущество получали более родовитые. Также был сделан отчётливый акцент на том, что род отца всегда имеет преимущество над родом матери. Про мою волю не было сказано ни слова.

Докладчиком по делу выступал высокородный Пётр Кух, маркиз Эссенский. Его Серж помнил, он неоднократно приезжал к ним в маркизатство, да и сам Серж с родителями бывал в Эссене. Связь с манором Кух прервалась относительно недавно, чуть менее ста лет назад, и маркиз предпринимал отчаянные усилия для её восстановления.