Хранитель ключа - Андрей Марченко Страница 15

— Теперь вы понимаете, что я имел в виду, когда говорил о вероятном направлении прорыва? — скупо улыбнулся комбат.

Чугункин еще раз кивнул. Отчего-то он ожидал, что Аристархов будет произносить обличительные речи, затем пристрелит его…

Вместо этого, Евгений подал руку Климу:

— Ну вставайте же… Осень, земля, поди, холодная. Простудитесь еще.

Проскочила мысль: простуда приговоренных к смерти мало кого заботит. Значит, пока казнь отменяется.

— Где-то вы были правы. — рассуждал Аристархов. — Здесь не помогли бы три пулемета, ни дюжина. Я сам палил из пистолета. С таких расстояний обычно не промахиваются, но я никого даже не ранил.

Клим наконец поднялся. Черная кожанка была украшена рыжими пятнами глины. Чугункин попытался их оттереть, но только больше размазал.

— Нас прервали атакой… Но я что хотел сказать: пулемет «Максим» это не русское изобретение. Что ли американцы его придумали… У нас его доработали толково, но идея все же не наша.

Чугункин опять кивнул.

Кто-то оставался в поле, но часть батальона, во главе с комбатом и комиссаром все же входила в деревню.

-//-

Крестьяне проявили чудеса расторопности, и над зданием, где полчаса назад квартировала банда, реял красный флаг.

Но местные сочли за лучшее попрятаться по домам. В подобном положении все хаты вдруг оказывались с краю.

И все же центральная площадь не была полностью пустой. На ней стояла сгорбленная фигура. Еще держалась на ногах, но шаталась словно пьяная. В одной руке была сабля, во второй руке обрез.

— Пьяный что ли? Проспал прорыв? — спросил Аристархов. И крикнул уже стоящему на площади. — Эй, бросай оружие!

Вместо этого стоящий поднял обрез и пальнул в строну Аристархова. Выстрелил не целясь и явно выше голов.

Несмотря на численное превосходство противника, инсургент не собирался сдаваться.

Комбат дал знак: остановиться.

— Не стрелять! — крикнул он.

Но сам тут же отобрал у одного солдата винтовку, оттянул затвор, осмотрел магазин, ствол. Дослал патрон, приложил винтовку к плечу, прицелился любовно и нежно. Словно на стрельбищах на выдохе, нажал на спусковой крючок.

За мгновение пуля пролетела через площадь, ударила в грудь врагу. Тот вздрогнул, но устоял.

Аристархов передернул затвор, звякнула гильза. Опять прицелился, выстрелил. Фигура в прицеле опять вздрогнула, но не упала.

— Что за черт!

— Это, наверное, вредительство, — зашептал Чугункин. — с завода нам прислали неисправные пули. Я извещу кого надо! Виновные будут наказаны!

Аристархов покачал головой.

В это же время противник стрельнул еще раз, его пуля ушла в белый свет, как в копеечку, никого не задев.

Теперь Аристархов целился долго. Невыносимо долго, кому-то показалось даже, что комбат и не думает стрелять, смотрит на мир через прорезь прицела. И прозвучавший выстрел оказался для многих неожиданностью.

Стоящий на площади мотнул головой и стал медленно оседать. Сначала упал на колени, затем рухнул лицом в пыль.

Аристархов перебежал небольшую деревенскую площадь, выбил ногой из рук упавшего обрез, саблю. Осмотрелся по сторонам — не появиться ли еще кто. Тихо…

Стали подходить солдаты. К стоящему посреди площади Евгению приблизился Клим.

— Ну что, он мертв? — спросил комиссар.

Человек на земле выглядел мертвее мертвого — последний выстрел Аристархова снес инсургенту пол-лица.

Но такой уж был день — во все что угодно поверишь.

Аристархов нагнулся, коснулся рукой распростертого тела. Руку держал долго.

— Мертв. Мертвее не придумаешь. Думаю, уже два дня. Он совершенно холодный…

— Не понял?.. — спросил подошедший Чугункин.

— А что тут понимать. Эти две раны, — Аристархов штыком коснулся тела. — вчерашние. Кровь запеклась… А это…

Затем штык коснулся двух других отверстий, маленьких, почти незаметных на грязной и дырявой рубахе.

— Это мои пули. Я стрелял уже по трупу.

— Невероятно!

— Дурацкий день. — согласился Аристархов. — Ну отчего у меня такое впечатление, что я не проснулся.