Царьград. Битва за империю - Андрей Посняков Страница 15

– В овин пробираемся – летось-то там спим! Ой, как бы тятенька не узнал, что на хоровод бегали – выпорет! Непременно выпорет! Ой! А кто это с тобой?

– Не вашего ума дело! Проваливайте.

Ребята убежали, и путники остановились у ворот большой вальмовой избы, располагавшейся за торговым рядком, прямо напротив церкви.

Загремев цепью, истошно залаял пес. И тут же унялся.

– Поташко, ты? – послышался приглушенный голос.

– Язм.

– Привел?

– Угу…

– Ну заводи…

– У нас коняка.

– Коняку – на задний двор. Поташко, отведи-ко.

Пастушок молча забрал у Алексея поводья. Конь тревожно заржал.

– Тихо, тихо… ну-ну…

Епифан махнул рукою:

– Пойдем в дом, осподине. Там и потолкуем.

Кивнув, молодой человек поднялся по ступенькам крыльца и, миновав сени, вошел в горницу, освещенную тусклым пламенем дешевой сальной свечи. Войдя, перекрестился на висевшую в углу икону с призрачно поблескивающим окладом и, повинуясь жесту хозяина, уселся на лавку, положив руки на стол.

– Зараз поснедаем, а уж потом – о делах, – приглушенно сказал Епифан, поставив на стол чугунок с кашей. – Поди, проголодался с дороги?

– Не то слово! – не стал отказываться гость.

– Вот еще ушица, хороша рыбка…

– Умм…

– Ты ешь, ешь. Кваску от, испей!

– Благодарствую…

Алексей чувствовал, как благодатная сытость разливается истомой по всему телу, как в желудке становится тепло, как тяжелеют, смеживаются, веки… Потряс головой – бррр!

– Ну? – дождавшись, когда гость насытится, староста посмотрел прямо в глаза гостю. – Что там наши? Что велел передать дьяк?

– Вот что, Епифане, – улыбнулся Алексей. – Я вижу, ты меня не узнал, за кого-то другого принял.

– За другого? – Староста враз насторожился. – За кого другого? Ты ведь ко мне шел?

– К тебе. Только не с тем делом, про которое ты думаешь. Ну-ка, возьми свечечку… Возьми, возьми… В лицо мне посвети-ка!

Качнулось тусклое пламя, по закопченному потолку и стенам забегали черные тени.

– Господи! – Голос старосты дрогнул. – Неужто…

Протокуратор усмехнулся:

– Ну, узнал, что ли?

– Алексий! Господи… А я-то думал – ты сгинул давно. Где посейчас? В Москве? Твери? Новгороде? Постой… Говорили, ты на Литву подался?

– Еще дальше, друже, – не стал скрывать молодой человек. – В Царьграде прижился.

– В Царьграде!!! – Староста ахнул. – И тогда там был… ну, когда турки?

– Бился на стенах. И голову базилевса видел… – Алексей вдруг осекся и помрачнел, вспомнив отрубленную голову сына.

– Вижу, тяжеленько тебе, – покачав головой, староста поднялся из-за стола и, пошарив за печкой, вытащил глиняный жбан, плеснул в кружки. – На-кось, выпьем медку. За упокой душ убиенных!

– За упокой! – согласно кивнув, гость выпил крепкую медовуху залпом.

– Значит, теперь салтан турецкий Махнут Царьградом владеет? – немного помолчав, тихо спросил Епифан.

– Владеет, – протокуратор кивнул.

– А как же хрестьяне?

– Многие полегли, многие в рабстве… а многие живут, и не хуже, чем при базилевсе.

– Вот оно как… А ты, значит…

– Ушел. К вам, на Русь подался. Югом.

– По Муравскому шляху? Так… Постой, у тебя ведь супружница была, ребятенок…

– Была… Были… – Алексей вздохнул, и хозяин избы поспешно наполнил кружки.

– Инда, всяко в жизни бывает, выпей!

Оба выпили, помолчали, потом Алексей спросил про одну девушку, Ульянку, которой поручал здесь одно дело.

– На Черное болото хаживала девка, – кивнул Епифан. – Почитай, кажной год. Тамо и сгинула.

Гость встрепенулся:

– Как это сгинула?

– Да так… Шайка там, на болоте-то, завелася! – Староста посматривал с хитрецой, непонятно было – врал или говорил правду.

– Опять шайка!

– Так ить место больно удобное, сам посуди – трясина, леса – и дороги рядом. Купцы, торговцы, хрестьяне на ярмарку ездят – тут их и хвать!

– Шайка, говоришь… ну-ну…

Староста снова налил медовухи и, после того как выпили, поинтересовался, что Алексей намерен делать дальше?

– В Новгород-град подамся, – усмехнулся гость. – Или во Псков. Дело свое заведу. Торговлю или еще что…

– Может, лучше к князю какому-нибудь в войско наняться? Рубака ты знатный!

– Можно и к князю, – повел плечом Алексей. – Ты б кого посоветовал?

– Токмо не Ваську Московского! – с неожиданной злобой выкрикнул староста. – Пианицу и братоубивца гнуснейшего!

– Вижу, не жалуешь ты его.

– А чего жаловать? Васька, пес, кажный год татар привечает – от того нашим местам полное разоренье! Ить на пути. И еще говорят – много городов поклялся татарам отдать. За то, что те ему помогли против Димитрия Юрича… недавно убиенного поваром своим, Поганкою. Ох, Господи, упокой душу Димитрия-князя! Уж тот был бы жив – не дал бы татарам воли. Ничего! Остались еще люди… есть еще…

– Из тех, кого ты вчера ждал?

– Ну, кого ждал, того ждал, – быстро свернув беседу, Епифан посмотрел в окно, забранное, по-городскому, слюдою в свинцовой раме. – Спать пора. В сенях тебе постелю, на сундуке – ночи сейчас теплые.

– В сенях так в сенях.

Постеленная на большой, стоявший в сенях сундук солома оказалась духовитой и мягкой, и гость с удовольствием растянулся на ней, чувствуя, что наконец-то сейчас выспится, а завтра, Бог даст, сладит свое дело. Сладит, обязательно сладит!

Он не успел еще заснуть, как вдруг чуть слышно скрипнула дверь и на сундук упала узкая полоса дрожащего тусклого света.

– Не спишь еще, Алексий? А я вот тебе кваску принес – мало ли, пить захочешь… На вот.

Поставив на пол кувшин, староста обернулся в дверях:

– А князя искать не торопись, друже Алексий. Сдается мне, для тебя и здесь работенка найдется.

Он снова был на стенах. Палили турецкие бомбарды, и выпущенные из них ядра с воем проносились над головою. Осадные башни турок приближались, угрожающе покачиваясь на ухабах, и тучи стрел затмевали низкое солнце.

– Янычары! – повернув голову, громко закричал Лука… Или Леонтий? Да, Леонтий, Лука погиб еще раньше, три года назад… Так и Леонтий тоже погиб. Вернее, погибнет вот уже сейчас, скоро.

Но некогда было об этом думать: скаля зубы, лезли по лестницам янычары – отборное турецкое войско.