Хармонт. Наши дни - Майк Гелприн Страница 15

– Понятно, – медленно сказал Ян, когда Киприот закончил. – А меня, значит, вы решили скормить «мясорубке»?

– Послушай, парень, – Киприот справился со страхом, голос его перестал дрожать. – На твоём месте мог быть любой другой. Ничего личного, понимаешь? Жизнь такая.

– Такая, – согласился Ян, – ты прав.

Надо его пристрелить, подумал он отстранённо и усмехнулся. Ничего личного, жизнь такая. А потом не спеша придумать способ вытащить «шар». Он посмотрел на мрачного, насупившегося, исподлобья глядящего Киприота. Интересно, как бы тот поступил на его, Яна, месте.

– Вставай, – сказал Ян. – Пойдём, надо закончить дело. Да не трусь, я тебя убивать не буду. Не веришь? Зря.

Вдвоём они, опасливо ступая и стараясь не смотреть, обогнули то, что осталось от Прощелыги, и спустились в расщелину. «Шар», наполовину зарывшись в землю, недвижно застыл, словно богатая заплата на видавшем виды пыльном камзоле. Ян, покачиваясь с пятки на носок, долго молча смотрел на него. «Шар» притягивал к себе, манил. Он, казалось, подмигивал Яну жёлтым весёлым глазом, уютно устроившись тут посреди побоища. Исполняет сокровенные желания, как же, расслабленно думал Ян. Тоже мне, сказочная фея. А если у меня нет желаний, да и откуда? Тем более сокровенных.

Есть одно, понял вдруг Ян. Одно-единственное, самое сокровенное. Жить, вот что я хочу. Жить во что бы то ни стало, что бы ни случилось и как бы ни обернулось.

Он шумно выдохнул, искоса посмотрел на застывшего в двух шагах Киприота. Тоже небось загадывает, подумал Ян беззлобно. Ну и пускай.

– Давай, – сказал он вслух, – взяли. Тяжеленный, должно быть, зараза.

Вдвоём они вытащили «шар» из расщелины. Он действительно оказался тяжеленным, и катить его вверх по склону было мучительно. У каменной гряды остановились, перевели дух.

– Ступай за рюкзаком, – велел Ян.

Киприот согласно кивнул и на заплетающихся ногах побрёл прочь по склону. Ян уселся и, опёршись о землю руками, безучастно смотрел, как тот спускается, потом ковыляет, сгорбившись, к сараю, как надевает, путаясь в лямках, на спину рюкзак. Было душно, солнце палило нещадно, и пейзаж казался совсем мирным и безопасным, и не хотелось ни о чём думать, а в особенности о том, что час назад он убил человека, который хотел убить его. Ян мотнул головой, отгоняя навязчивую мысль о том, что он убийца, а с учётом Тони Джиронелли, уже двойной.

Навьюченный рюкзаком Киприот достиг подножия пика и теперь, пошатываясь, делал первые шаги вверх по склону. Порядочно обессилел, понял Ян, напрасно я его послал, надо было идти самому. Он поднялся, шагнул навстречу и уже собирался крикнуть Киприоту, чтобы тот стоял где стоит, уже набрал даже воздуху в грудь, но слова застряли у него в глотке. Перламутровые нити, заплетаясь в кружево и раскачиваясь, струились по склону Киприоту наперерез.

– Стой! – отчаянно заорал Ян. – Ложись!

Перламутровое кружево стрекнуло молнией. Вспышка накрыла Киприота, метнулся в небо огненный шквал и враз опал, сменившись клубами сиреневого вонючего дыма.

Ян, зажимая от смрада нос, с минуту молча глядел на то, что осталось от напарника. Затем опустился на колени, вытащил из-за пазухи револьвер Прощелыги, выщелкнул из барабана патроны и рукояткой принялся рыть землю. Копал дотемна, не давая себе ни минуты на передышку. Затем, постанывая от натуги, закатил в отрытое углубление «шар». Закидал сверху землёй, утрамбовал и, не разбирая дороги, грудью расталкивая вечерние сумерки, пошёл из Зоны прочь.

Выбрался Ян уже в полной темноте и невесть в каком месте. Его немедленно пробрал мартовский холод. Найти ночью оставленную вне Зоны тёплую одежду было не проще, чем пресловутую иголку в стогу. То же относилось и к припрятанному в редколесье джипу.

Ян повернул назад и, едва перешагнул невидимую границу, мартовский климат сменился июльским. Можно было бы, отогревшись, вновь покинуть Зону и вволю постучать зубами от холода, чтобы потом забраться обратно. Сил на такие упражнения, однако, уже не осталось, да и простреленное плечо не давало забыть о себе ноющей болью. Ян мысленно махнул на опасность рукой, улёгся на жухлую мёртвую траву и закрыл глаза.

Поднялся он, едва рассвело, наскоро сориентировался и через полчаса выбрался на шоссе. Разыскал в редколесье припрятанный внедорожник, завёл мотор и ещё с полчаса сидел недвижно, расслабленно, наслаждаясь безопасностью и теплом. Затем встряхнулся, наскоро сменил перевязку, вырулил на трассу и погнал в город.

Что делать дальше, Ян не задумывался: времени решить у него будет достаточно. Сейчас необходимо было восстановить силы.

Ежи Квятковски, 15 лет, без определённых занятий

Ежи утопил заправочный пистолет в горловине бензобака и выжал рычаг. Водитель, благообразный господин в деловой тройке, откинувшись на сиденье, терпеливо ждал.

– С вас восемь пятьдесят, мистер, – Ежи наполнил бак и захромал к водительскому окну.

– Запиши на мой счёт, придурок, – водитель ухмыльнулся и дал по газам. – Мигнув на прощание фарами, «ягуар» вырулил с заправки на хайвэй и умчался.

Ежи тоскливо посмотрел ему вслед. Записывать номер бессмысленно: в дорожной полиции разбираться не станут, искать нарушителя тем более.

Отец выставил бензоколонку на продажу в апреле, сейчас уже июнь, и до сих пор не нашлось ни одного покупателя. И, разумеется, не найдётся: приобретать пользующееся дурной славой убыточное предприятие ни один здравомыслящий человек не станет. Цена, которую предложил город, оказалась недостаточной, даже чтобы оплатить долг поставщикам.

На бензозаправке Ежи просидел до полуночи, хотя обычно уходил домой около девяти вечера. Выручки за три лишних часа с грехом пополам хватило, чтобы покрыть восемь пятьдесят, не заплаченных благообразной сволочью. Когда перевалило за полночь, Ежи выключил, наконец, обе действующие колонки, навесил замки и, хромая, двинулся по направлению к дому. Он так и не оправился до конца после побоев. Несколько рёбер срослись неправильно, к боли при ходьбе Ежи привык, с накатывающими то и дело головными болями справиться было гораздо труднее. Отсутствие половины зубов усугубляло и без того безрадостное самочувствие. Вставить искусственные было не на что: страховая компания, полис которой Зденек Квятковски купил на последние деньги, платить стоматологу отказалась. Обжаловать отказ было негде и не у кого.

Запах гари Ежи почуял, когда до дома оставалось ещё больше полумили. Он принюхался, охнул и заспешил изо всех сил. Припадая на левую ногу и волоча правую, побежал навстречу стелющимся по ветру клубам сизого дыма.

Дом догорал. В двух сотнях футах от пожарища Ежи наткнулся на тело отца. Упал на колени, перевернул Зденека на спину. Зажав ладонями рот, чтобы не закричать, смотрел на изуродованное предсмертной мукой лицо с пробитой пулей глазницей. Затем ткнулся головой в землю и по-волчьи завыл.

Всю ночь Ежи бродил вокруг пепелища, пытаясь отыскать то, что осталось от матери. С рассветом отчаялся и побрёл от дома прочь, куда глядели глаза.