Сыщики. Король воров - Максим Дубровин Страница 15

— Вы уверены? Любые предположения, даже самые невероятные, пригодятся.

Крабб, впервые с момента их знакомства, позволил себе кривую улыбку.

— Во всем, что касается преступного мира Лондона, можете считать меня экспертом. Я уверен, что больше никто из живых специалистов не мог этого сделать.

— Из живых?

— Да, я имел в виду — из ныне здравствующих.

Мастер Пустельга промолчал, глядя в темноту за окошком кареты. На улице шелестел настоящий октябрьский дождь — унылый и бесконечный. Именно для таких вечеров предки придумали камин, бренди и трубку.

— Но если уж вас интересуют «самые невероятные» версии, то был один человек… Ныне покойный.

— И у него тоже была диковинная кличка?

— Можно и так сказать. Его звали Крылан, но настоящего имени не знал никто.

— Крылан — это ведь какая-то летучая мышь?

— Верно. Те немногие, кто был знаком с ним, считали его и вправду наполовину летучей мышью — вампиром.

— Это же дикость!

Крабб пожал плечами.

— Вы не знали его.

— А вы?

— Лучше, чем многие другие, но это почти ничего не значило. Он был действительно очень странным и загадочным человеком. Например, предпочитал жить на чердаках, носил плащ странной конструкции — в нем были стальные спицы вроде зонтичных, — и я сам видел, как однажды, расправив этот плащ, он спрыгнул с четвертого этажа и даже не ушибся. Он виртуозно владел веревками с крючьями и скакал по крышам, что твой кузнечик. А еще он не признавал кроватей и спал в гамаке…

— В гамаке? — Мастер Пустельга встрепенулся.

— Подвешивал сетку в своем логове и в ней отдыхал.

— Но зачем?

— Откуда мне знать. Не любил землю и все время старался забраться повыше.

— Действительно, очень странный человек.

— Вот и я о том. Конечно, никакой он был не вампир, а просто очень ловкий сукин сын. Драться, прятаться и убивать научился у китайцев, а плащ-зонт сделал на заказ у одного механика из Оксфорда. Крючья и ножи для него ковал кузнец из Лаймхауза. Как видите, про всякого, даже самого загадочного человека можно собрать информацию, было бы время.

— Он пользовался ножами? — Пустельга уже не сомневался, что опознал похитителя.

— Метательные ножи — его конек. Управлялся он с ними великолепно.

— Вы сказали — он умер. Это проверенная информация?

— Безусловно. Я сам присутствовал при его гибели.

Мастер Пустельга посмотрел соколиным взглядом на человека в гамаке. «Умерший» Крылан как раз в этот момент завозился, переворачиваясь на другой бок.

— Расскажите, как это было.

Крабб задумался, прикидывая, какую часть истории можно рассказать спутнику.

— Четыре месяца назад я лично сжег дом, в котором он находился.

— Ого! — По спине сыщика пробежал холодок. — Не будет бестактным спросить — почему?

— Это важно для вашего расследования?

— Да, — твердо ответил Пустельга.

Громила поиграл желваками. Этот, без сомнения умный, несмотря на свои габариты и внешность, человек, конечно, получил приказ всеми силами содействовать поискам. Но ему было трудно понять, какое отношение к делу имеет давно протухший покойник.

— Он был первоклассным специалистом — убийцей и вором в одном лице. Это сочетание очень редкое, что бы ни думали обыватели. Редко в ком совмещаются два таких разных таланта в столь идеальных пропорциях.

Мастер Пустельга кивнул, не зная, как еще прокомментировать этот сомнительный комплимент в адрес преступника. Крабб продолжил:

— Его услуги пользовались хорошим спросом и стоили немало. В конце концов он стал слишком… независим. И однажды отказал в просьбе моему патрону. История получила огласку, а такой поворот событий совершенно недопустим и губителен для репутации. Я выслеживал его три месяца и, когда нашел, сжег вместе с домом, где он обитал в тот момент.

Сыщик ошарашенно молчал. Сжечь человека заживо только за то, что он отказался выполнить твою просьбу, — это было ужасно. Какая же участь ждала его, Пустельгу, откажись он сотрудничать с этим чудовищем — Краббом? И что ожидает его теперь? Скрывая волнение, он спросил:

— А вы уверены, что Крылан не сбежал из пожара?

— Труп сильно обгорел, но плащ со спицами был вполне узнаваем.

— Но если бы все же ему удалось скрыться, кто может знать об этом?

Сэмюэл Крабб больше не скрывал своего удивления и раздражения.

— Какого черта вы об этом спрашиваете? Я видел его своими глазами, и он был мертв!

— Я в этом не уверен! — как можно тверже ответил Пустельга.

— Глупости. Ну, есть один писака, с которым он снюхался. Работает директором театра «Лицеум», фамилия его — Стокер. Но театр сейчас на гастролях в Эдинбурге, так что тут ловить нечего.

— Понятно. Я, с вашего позволения, буду исходить из того, что Крылан мог выжить в пожаре, а вместо себя подсунул вам чужой труп в приметном плаще. В романах такое случается сплошь и рядом.

— Глупости, мы с вами не в романе.

— Это как сказать… Поскольку ваша акция была показательной, то вы потрудились сообщить всем заинтересованным, кто и почему устроил тот пожар, ведь так?

— Именно.

— Значит, если он остался жив, у него появляется очень серьезный мотив для кражи — месть.

— Но с его умениями он мог и убить патрона.

— Месть подразумевает мучения, именно этого он добивается. — Пустельга все больше воодушевлялся этой идеей. — Послушайте, может быть, никакого заказчика вовсе не существует, а есть только Крылан.

— Заказчик есть, — сказал великан, но нотки неуверенности уже закрались в его голос.

Пустельга пожал плечами. Ему было все равно, но он, конечно, не стал говорить этого вслух. Молчание длилось не долго, мистер Крабб решил все же уточнить:

— Значит, мы ищем Крылана?

— Я ищу похищенное имущество, — дотошно поправил мастер Пустельга. — Но у меня есть все основания полагать, что оно у таинственного «покойника» Крылана.

По выражению лица Сэмюэла Крабба было трудно понять, о чем он думает. Все свои сомнения он уже высказал и спорить дальше не стал.

В молчании они проделали остаток пути до Лондона и наконец въехали в Ист-Энд. Была уже глубокая ночь. Продолжал лить дождь, и людей на улицах в этот поздний ненастный час почти не было, только зыркали из проулков лихие личности да жались к стенам продажные девки в надежде на шальной заработок. Громкие крики раздавались лишь из дешевых питейных заведений, в изобилии расплодившихся в кварталах городской бедноты.