Зови меня Шинигами. Дикая охота - Виктория Эл Страница 15

‒ И нашли?

Кира выспрашивала не просто так, и уж точно не для того, чтобы помучить маму. Ей нужно было сравнить то, что она вспомнила, с тем, что было в реальности, и окончательно разобраться: сон или явь?

‒ Нет. Ты сама нашлась. ‒ Мамины слова рассеивали последние сомнения, потому что полностью совпадали с воспоминаниями. ‒ Позвонила уже под утро, рассказала, где находишься.

‒ А что со мной произошло, я не рассказала? ‒ уточнила напоследок Кира.

‒ Толком ‒ нет. ‒ Мама выдернула шнур из розетки, но так и держала утюг в руках. ‒ Когда нашлась, у тебя уже температура была. Под сорок. Несколько дней продержалась, ничем сбить не могли. Ты бредила, что-то говорила, но почти ничего непонятно было. А как пришла в себя, и не вспоминала больше. Забыла всё, видимо. Мы и не стали выспрашивать. Бередить. Посчитали, что так ещё и к лучшему. ‒ Она опять внимательно глянула на Киру. ‒ И всё-таки, почему ты вдруг спросила? Вспомнила?

‒ Вроде бы. Не уверена. Даже не знаю.

Мама пошла относить утюг хозяйке, а Кира положила Даньку в кроватку, насыпала рядом игрушек, а сама подхватила стопочку выглаженных вещей, направилась к шкафу, распахнула дверцу. На полке вместе с её одеждой лежал синий свитшот. Тот самый, в который она надела, чтобы больше походить на парня, когда сбегала из гостиницы в облике Семёнова.

Зачем она привезла его сюда? Не зачем. Просто прихватила.

Вынула его, подержала в руках, положила на место. И опять вынула. Ещё и одела. Обхватила плечи, уткнулась подбородком в одну из ладоней.

Это ведь Ши был. В тот раз.

Кира возвращалась домой. Вроде бы с тренировки. Или нет. От репетитора, который готовил девятиклассников к экзамену по математике. С этим предметом у Киры дела обстояли так себе. Она ещё и напропускала много, потому что пару раз лежала в больнице на обследовании, и с учителем отношения разладились. И вообще Кирино дальнейшее пребывание в престижной школе стояло под вопросом. Так хоть экзамены сдать хорошо, утереть всем нос, прежде чем уйти.

Март кончался, заметно потеплело, и снег уже растаял. Был вечер, и начало темнеть, а до автобусной остановки оставалось совсем немного. И тут…

Ну да, как в дурацких книгах или фильмах. Обязательно не вовремя, в самый неподходящий момент.

Мир перед глазами начал размазываться, словно кто-то пытался стереть его влажной тряпкой, в мутном сумраке засверкали серебряные искры. Пока ещё редкие.

Только бы не грохнуться прямо посреди улицы. Только бы заполучить хотя бы несколько минут отсрочки. Чтобы добраться до людей или, наоборот, найти местечко поукромней и спрятаться. Чтобы позвонить родителям, предупредить, рассказать, где искать в очередной раз выпавшую из реальности дочь. Ведь папа обещал встретить на остановке, а та совсем близко. Ну совсем же близко. Совсем.

Но Кира уже плохо ориентировалась в пространстве. Перспектива исчезала, поглощённая сверкающим туманом, только то, что рядом, ещё удавалось различить.

В торце ближайшего дома за узким газоном вход в подвальное помещение, навес, и ступеньки, ведущие вниз. Кира направилась к нему, спустилась боком, упираясь руками в стену, присела на корточки, вжалась спиной в угол. Теперь бы ещё успеть найти телефон. Он должен лежать в кармане куртки.

Рядом послышался шорох. И шаги. Вроде бы. Кира с трудом различила силуэты. Два. Человеческие.

Да. А чьи же ещё? И вообще ‒ чьи?

Спасение? Или станет ещё хуже?

Они совсем рядом. Наклонились к Кире.

Она запомнила. Хватило одного мгновения, чтобы образы впечатались в память. Потому что это были не люди. Ну или не совсем люди.

Бесцветная кожа, сквозь которую ясно проступали тёмные линии сосудов. Безгубые рты. Сплющенные носы, будто бы вмятые в лицо. Глаза навыкате, белёсые, будто заросшие бельмами. А вместо волос ‒ редкая щетина, которая покрывала и лоб, и щёки. И пальцы. Тонкие узловатые пальцы. Всего по четыре на каждой руке. Они тянулись к Кире, а та даже не могла отодвинуться. За спиной ‒ твёрдая стена.

Последнее, что Кира запомнила перед тем, как потеряла сознание, странный разговор, состоящий из отрывистых звуков, вполне человеческих, и громких щелчков, словно кто-то раз за разом нажимал на клавишу выключателя: «on-off», «on-off». А чужие руки ‒ или лапы? ‒ обхватили её, потянули вверх, и она не сопротивлялась, уже не владела телом. Последний щелчок ‒ «off».