Бродячий цирк - Дмитрий Ахметшин Страница 15

В процессе рассказа пришло осознание, что за последние двое суток я спал всего-то около пяти часов, в люльке тряского автобуса, и тут же все эти события надвинулись, укутали стёганым одеялом, таким, какое было у меня в приюте. В конце концов я зевал уже во всю глотку, и мальчишки, видя, как всё медленнее раскручивается клубок повествования, разочарованно отодвинулись.

Решив, что Костю я дождусь нескоро, спросил:

— Думаю, мне пора идти. Далеко отсюда площадь?

— Какая из?

— А их здесь много? Такая, с колокольней посередине… где карнавал…

Вилле посмотрел на меня как на деревенского дурачка.

— Да, ты совершенно точно не местный. Давай объясню.

Очень скоро я выбрался из окна в тёплую подушку завывающего над крышами ветра, и стена, схватив меня за ноги, выбросила на одну из крыш.

Город вновь развернул вереницы двориков, арк и щербатых каменных тротуаров, одетых зеленью клёнов. Шум торжества шелестел в воздухе, дрожал над крышами где-то впереди маревом разноцветного света. Я шёл к нему, забредая в тупички и шарахаясь от бродячих собак.

Только теперь, спустившись на землю, я понял всю серьёзность ночных прогулок без взрослого. Краков представился мне лесом, убаюкавшим сначала журчанием воды, мякишем хвойной подстилки и сенью пахучих сосновых веток, а потом напомнившим, когда сонный путник, напуганный лисьим тявканьем, вышел в дорогу, что он всё-таки лес, а вокруг ночь.

Ничего опасного или хотя бы страшного мне не встретилось. Я просто вспомнил, что детям не пристало гулять одним ночью, тем более по незнакомому городу. Точнее так, я напомнил себе, что с этим городом мы знакомы пока всего один день, и держал эту мысль в голове, пока на улице не начали попадаться тёплые, разукрашенные в цвета праздника в прямом и переносном смысле, парочки.

Площадь подставила один из незнакомых боков. Над неутихающем весельем нависали шпили собора, похожие на огромную двузубую вилку. Тёмный переулок выпустил меня из своих объятий. Я прокрался между столиками какой-то кафешки, поминутно наступая на ноги посетителям и извиняясь. Увернулся от зазывалы, бросившегося навстречу с целью затащить в парк ужасов. Выскочил к фонтанам, где под сенью тополей неряшливые молодые люди курили самокрутки. Посмотрел в их мутные глаза, извинился и бросился дальше, чихая и откашливаясь от едкого дыма. За спиной фонтан, похожий на большого кита, вздохнул и с шумом выплюнул в небо струю воды.

Впереди грохотали танцы. Кружилось что-то бешеное, воспламеняющее алкоголь в головах танцующих и разгоняющее их сердца до скорости несущегося в ночь мотоцикла, и я, не успев опомниться, оказался подхвачен этим водоворотом, был втянут чуть ли не в самый центр. Планета вращалась вокруг в рваном ритме фламенко, кружились зонтики, сцена с музыкантами…

Анна хохотала, кружа меня в танце. На ней было короткое зелёное платье, волосы рассыпались по плечам оранжевой лавой. Она напоминала вулкан, зелёные глаза метали молнии, на шее блестели капельки пота. Ноздри будоражил запах миндаля и ещё чего-то загадочного, но очень приятного.

Отчаянно смущаясь, я попытался отстраниться, но толпа прижала нас друг к другу. Она что-то говорила со смехом, но я не слышал, улавливал только сладковатый запах вина, которым пропахла её кожа.

— Ты что здесь?.. А где Костя? Бросил тебя?

— Да, — буркнул я.

— С ним такое бывает, — рассмеялась Анна, — Не сердись на него, пожалуйста! Пошли чего-нибудь выпьем.

— А вы… ты…

— Я развлекаюсь! Не видишь?

Она закружилась, вызвав восхищённые взгляды сидящих за столиками молодых людей.

— А Капитан?

— Я здесь одна… пойдём, выпьем вина!

Она ухватила меня под руку, потащила сквозь толпу.

— Правда, у меня кончились деньги. У тебя есть немножко? Потом стрясём с Капитана. Скажем, что ты выгуливал его девушку.

— У меня есть, и… э… не надо ничего трясти с Акселя, — поспешно сказал я.

— Какая ты прелесть!

Анна обняла меня, отчего к щекам прилила новая порция краски, а в следующий момент уже призывно махала рукой от барной стойки. Я понуро двинулся следом.

В окружении танцующих фигур стояло несколько живых статуй. Казалось удивительным, как они могут сохранять недвижимость, когда мир вокруг то и дело взрывается весельем и красками, однако они игнорировали всё это с надменностью настоящих изваяний.

Проходя мимо, я разглядывал Жанну Д'арк с копьём, её лицо с надменным и гордым выражением. Китаянку с раскрытым веером; глаза на белом её лице казались огромными, а ресницы неестественно длинными. Король на троне, лоснящийся золотом, со скипетром в одной руке и державой в другой, и ещё в громоздких доспехах и шлеме, похожем на яйцо динозавра, выглядел величественно, как и пристало королю, и немного смешно. И, наконец, неведомо как затесавшийся в эту компанию Элвис Пресли со своей знаменитой высокой причёской. Все они покрыты золотой или белой краской, недвижны, только едва-едва поднимается дыханием грудь. На сгибе локтя у китаянки (или японки, кто их разберёт), шевелил крыльями большой белый мотылёк. Я подумал, что королю удобнее всего, потом присмотрелся и увидел, что краска на лбу у него вспучилась от пота. Танцоры кружились вокруг, едва не задевая их одеждами. На столике рядом с французской воительницей стояла милосердно поднесённая кем-то кружка пива, совершенно нетронутая.

Я выгреб на ладонь кучу мелочи, подсчитывая своё богатство. По всему выходило, что человеком я был весьма состоятельным.

Конечно же, состоятельным я был только по своим меркам.

— Здесь не хватает, — сказал бармен, со скукой на лице покопавшись в звонкой груде. Наблюдая за движением его рук, я проверил завёрнутую в платок монетку в нагрудном кармане. — Ещё восемнадцать злотых.

— Мы вернём попозже, — скромно сказала Анна, обнимая какую-то совершенно фантастическую бутылку. — Мой муж сейчас подойдёт.

Сверкающие бутылки обступали парня за стойкой разноцветной армадой, в сигаретном дыму, казалось, плавали только этикетки. Они, словно крупные неоновые звёзды, нависали над его плечами, короновали диадемой из крупных драгоценных камней, пусть я знал, что эти камни всего лишь стекляшки, от этого они не казались менее значительными. От дерева барной стойки под руками поднимался почему-то запах хлеба, и, катая его на языке, я подумал, как может человек, обладающий таким сокровищем и таинством, творить из всего этого различные смеси, при этом извлекать из себя такие скучные мины.

— Простите, пани, но у нас вы платите сразу.

Стоп. Какой такой муж?

— Да вон же он! — заявила Анна, наугад ткнув пальцем в какого-то пожилого пана.

Она сделала несколько танцующих шагов, размахивая бутылкой и что-то втолковывая зычным голосом потомственной цыганки опешившему пожилому пану, в глазах бармена проснулось беспокойство. Я шагнул следом, и вдруг почувствовал на запястье чью-то руку.