Простая смертная #2 - Екатерина Оленева Страница 15

Ангэю нужна твёрдая и жёсткая, но верная рука. При дворе отца таких не было. Здесь большинство людей вполне устраивало то, что в сопернике принца Жуамина с детских лет будут развиваться дурные наклонности. Кто-то же лебезил с детства, потакая недобрые желаниям сына из желания угодить, кто-то – из страха.

Мысль о встрече с Хатериман вгоняла в меня состояние лёгкой паники. Свекровушка в своё время управилась с двумя сыновьями и с тремя драконами, не говоря уже о недоброй сотне врагов, с которыми она расправилась недрогнувшей рукой. Её не пугали ни люди, ни демоны. Но есть все основания опасаться, чтоб плоды моего воспитания произведут впечатления.

Бог даст, втроём, мы сумеем исправить ситуацию к лучшему? Мои надежды на это были одной из причин, почему я торопилась вернуться в лоно семьи моего мужа. Моя мне с этим помочь не могла и не хотела.

Второй причиной моих волнений, опасений и надежд был сам Атайрон-Чернокнижник. В моём сердце он занимал определённое место. К сожалению, куда больше, чем следовало. Я надеялась, что, спустя пять лет после нашей последней встречи, горькой, как ягоды калины, мы сможем начать всё сначала, не опасаясь угрызений совести, не испытывая вины. Но вместе с тем опасалась, что истекшие годы давно изгнали чувства ко мне из его жёсткого и сурового сердца. При условии, что эти чувства когда-нибудь существовали на самом деле, а не только лишь в моём воображении.

Ни один мужчина не станет долго жить в одиночестве. Слухи, доходившие до Оруэла из Цитадели, утверждали, что у Чернокнижника было множество любовниц, но он не женился. Я старалась это отрицать, даже оставаясь наедине сама с собой, но эти слухи ранили меня, заставляя ревновать к неведомым соперницам. Я испытывала нечто вроде глухой недоброй обиды, хотя разумом понимала – Атайрон ничем мне не обязан. Он свободный, молодой мужчина с горячей кровью, внушающий и вызывающий любовь. А всё, на что я имела право и могла надеяться, так это на уважение к себе как вдове его брата.

Мне придётся выучиться держать в узде все свои чувства. Придётся смириться с тем, что при дворе (и в спальне Атайрона) находятся другие женщины. Я должна справиться. В конце концов, все эти годы я спокойно выносила собственное одиночество. Правда, никто из окружающих меня мужчин, как бы не были привлекательны, не способен был занять в моём сердце место Эвила. И Атайрона.

Проводить меня и сына на площадь собралось множество народу. Казалось, половина столицы, не меньше, пришли проститься со мной, чтобы помахать с земли на прощание. Воздух гудел от приветственных криков, приятно согревающих сердце – простонародье меня любило. В отличие от придворных вертопрахов.

Наверное, я бы взгрустнула, если бы не все мои страхи и переживания. Агдэй аж приплясывал от нетерпения, так ему хотелось наконец-то сесть на дракона. А мне предстояло думать, как это сделать.

Молния была умницей. Она покорно опустила перепончатое крыло на землю, создавая нечто вроде лестницы, по которой мы легко поднялись вверх.

Усадив сына перед собой, я тщательно оплела его тело сначала верёвками, а потом – звенящими цепями. Ангэй, вскоре теряя терпения, начал проявлять признаки недовольства.

– Зачем эти дурацкие верёвки, мама? Они тяжёлые! Мне в них неудобно.

– Довольно капризов! – прикрикнула я на него. – Ещё одно слово, и ты отправишься в Цитадель вместе со всеми, на кораблях.

Он в ответ надул губы и отвернулся. Меня это более, чем устраивало. Тишина – это хорошо.

Промолчал сын, правда, недолго. Когда я накинула поверх шапки ему ещё и капюшон, он снова возмущённо возопил:

– Ну, мама! Мне же жарко! Я выгляжу по-дурацки!

– Наверху дует сильный ветер и очень холодно.

– Но спина у дракона горячая, как печка. И очень жарко!

Он был прав. Но страх, что твоё чадо может замёрзнуть вопреки очевидному заставлял меня как можно тщательнее укутывать сына. Вопреки его возражениям.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Понимая, что чем дольше мы остаёмся на земле, тем больше шансов на то, что очередной приступ непослушания и детских истерик случится прямо здесь и сейчас, я, схватившись за уздечку, перекинутую через узкую змеиную голову Молнии, отдала приказ:

– Лети!

Огласив округу радостным рёвом-клёкотом, дракониха, опираясь на перепончатые крылья, словно на передние лапы, двинулась вперёд.

– Держись крепче! – крикнула я сыну, словно впервые чувствуя, как волной пошло подо мной горячее чешуйчатое тело, будто кто-то невидимый включил рычаг аттракциона.

Ангэй завизжал. От восторга.

– Круто! – завопил он, заставляя меня напрягаясь, вспоминать, когда я применила при нём это выражение из другого мира. Здесь так никто не выражался.

Сильный толчок, восторженный рёв поднимающихся в небо драконов и радостно вопящего сына ударили в уши с очередным порывом ветра.

– Мы летим! – орал сын.

– Тише! Ты себе горло сорвёшь! – пыталась увещевать я, опасливо притягивая сына к себе.

Но он, не слушая меня, продолжал голосить дальше:

– Мы летим, мама! Мы летим! Да-а-а! Мы ле-е-етим!!!

Вверх и вниз, волной, набирая высоту, мы взрезали лазурь небес мощными сильными крыльями. Справа и слева, над нами, проплыли Пингвин и Ведьма, а потом, чуть отставая от сестры и брата, мелькнуло крыло Алого Пламени.

Чёрные тени падали на стены отдаляющего, остающегося внизу, города.

Молния пропустила своих деток вперёд, замыкая собой ряд, словно нарочно, чтобы иметь возможность следить за ними.

Сказать, что я боялась – ничего не сказать. Мы впервые летели вот так, вшестером. И ни меня, ни мою Молнию нельзя было назвать спокойными матерями. Подобный долгий перелёт молодые драконы не могли осуществить без перерыва, и я решила, что мы сделаем передышку на одном из островов, каменистой грядой выступающих в море.

Путь есть путь: дорога есть дорога. Помоги нам бог, чтобы всё прошло так же хорошо, как начиналось. В солнечных лучах и яркой синеве. С восторженными криками.

Набрав высоту, драконы перестают раскачиваться подобной лодке на высоких волнах. Расправив крылья, они парили в воздухе, ровно и красиво, как птицы. Ощущения свободного парения, летящего в лицо ветра, окружающей со всех сторон синевы – оно ни с чем не сравнимо.