Дочь Эрлик-хана - Роберт Говард Страница 15

Оправившись от потрясения, он сел и, ругаясь вполголоса, начал ощупывать себя в поисках ран или переломов. К счастью, ему удалось отделаться парой ссадин. Через минуту Гордон сделал еще одно приятное открытие: неподалеку лежала его сабля. И подтвердил одно неприятное: отверстие, через которое он сюда провалился, закрылось. В ловушке было темно, как во чреве кита. Точно оценить высоту падения было затруднительно, но Гордон догадывался, что она еще больше, чем ему показалось сначала. Зато само помещение было невелико. Обойдя его по периметру, Гордон понял, что находится в прямоугольной камере, и нащупал крепкую дверь, запертую снаружи.

Он ощупывал и простукивал дверь, пытаясь разобраться, как ее открыть, когда снаружи донесся какой-то звук. Американец отпрянул и насторожился. Вряд ли это были те, кто его сюда сбросил: они просто не успели бы придти так быстро. Скорее всего, кто-то внизу услышал шум падения и решил убедиться, что в камере лежит мертвое тело.

Потом дверь распахнулась, Гордона на мгновенье ослепил яркий свет, и человек, на которого он бросился, казался ему лишь размытым черным силуэтом. Когда в глазах перестали мелькать огненные пятна, американец увидел распростертого на полу жреца с гладко выбритой головой. Гордон выглянул в коридор — тесный, тускло освещенный масляными лампами, — но там больше никого не было.

Коридор шел наклонно вниз, и Гордон недолго ломал голову о том, что теперь следует делать. Он не собирался возвращаться на верхние этажи, чтобы встретиться со своими врагами, — по крайней мере, пока. Каждую секунду он ожидал, что из-за какого-нибудь поворота на него с криками бросится толпа. Однако можно было надеяться, что в гибели ненавистного Аль-Борака уже никто не сомневается. Жрец, которого он только что убил, оказался здесь не просто так. Ему поручили добить святотатца, если тот каким-то чудом не сломает себе шею при падении на каменный пол.

Коридор резко повернул направо. Здесь света не было, и Гордону пришлось вернуться и снять со стены одну из ламп. Уклон становился все круче. Скоро Гордону ничего не оставалось, как держаться за стену рукой. Стена была грубой и неровной, но пальцы не нащупывали ни швов, ни стыков. Этот туннель был прорублен в горе, у подножия которой стоял храм.

Вряд ли кто-нибудь из жителей Йолгана, за исключением самих жрецов, знал об этих туннелях. И Ясмина, конечно, тоже… При мысли о ней Гордон содрогнулся. Одному богу известно, где она сейчас, и он не сможет ей помочь, пока не выберется из этого крысиного подземелья.

Еще поворот направо — и туннель стал шире, спуск прекратился. Гордон стал двигаться осторожней, но прибавил шагу и поднял лампу над головой. Туннель заканчивался тупиком, но из грубой каменной стены торчал неуклюжий рычаг, а зоркие глаза Гордона заметили тонкую, как нить, щель стыка. Повернув рычаг, американец легко отодвинул каменную плиту и вошел в пещеру.

Он еще не знал, что некоторое время назад здесь была Ясмина. Но, как и она, Гордон увидел причудливую сеть кустарника, затянувшую вход, и яркие звезды, которые словно запутались в ней. Американец задул лампу, немного постоял, чтобы глаза привыкли к темноте, и шагнул наружу.

И тут же попятился. Кто-то, тяжело дыша, продирался сквозь кустарник. Да это же Йогок! Расстояние между ними было невелико. В следующий миг он уже прижимал жреца к земле, не давая вырваться. Монгол лишь коротко пискнул: крепкие пальцы Гордон сдавили ему горло.

— Где Ясмина?

Он явно перестарался: жрец попытался что-то сказать, но лишь захрипел. Ослабив хватку, Гордон повторил вопрос. Йогок обезумел от страха. Он не ожидал нападения и пока осознал лишь одно: запах, исходивший от человека, который его держал, был не таким, как у его соплеменников.

— Аль-Борак? — с трудом выдохнул он.

— А кто же еще? — раздраженно рявкнул Гордон и для острастки на секунду сжал горло жреца, так что Йогок конвульсивно дернулся. — Где Ясмина?

— Ее увели белые! — задыхаясь, пробормотал Йогок.

— Где они сейчас?

— Не знаю! Я ничего не знаю! Ой! Прошу тебя… я все расскажу!

В темноте глаза Йогока блеснули дикой злобой. Он снова попытался вырваться, но вновь ощутил железную хватку Гордона и задрожал мелкой дрожью.

— Мы отнесли Ясмину к пещере. В пещере прятались слуги белых, но они не стали ждать. Убежали, увели лошадей. Белые сказали: Йогок предал их, обманул. Белые сказали: это Йогок убил их слуг и их тоже убьет. Они лгут! Клянусь Эрликом! Я не знаю, где их слуги! Белые бросились на меня, но я убежал, а мой слуга остался и боролся с ними.

Гордон рывком поставил жреца на ноги, прислонил лицом к скале и связал Йогоку руки за спиной его же собственным поясом.

— Идем обратно, — мрачно сказал он. — И только пикни, змееныш, — я мигом отправлю твою душу куда следует. Веди меня к той пещере самым коротким путем, какой только знаешь.

— Не пойду! Эти псы убьют меня!

— Значит, ты хочешь, чтобы я тебя убил? — зловеще осведомился Гордон, и Йогок снова задрожал. Он уже понял, что сбежать не удастся.

Оставалось лишь выбирать из двух зол — не меньшее, но более отдаленное. Обреченно кивнув, монгол зашагал по склону. Они пересекли ручей, а затем повернули направо.

— Теперь понятно, где я оказался, — сказал Гордон. — А пещера — вон в том выступе, верно? — он выдержал паузу. — Если в тех соснах можно пройти, пойдем там.

Йогок поспешил повиноваться. Железная хватка Гордона и его широкая кривая сабля были достаточно вескими доводами в пользу такого решения. Предрассветная мгла уже начала редеть, когда они подошли к пещере. За кустами смутно темнел вход. Жрец охнул и начал оседать.

— Они ушли!

— А я и не ожидал, что меня будут дожидаться, — пробормотал Гордон. — Я пришел сюда, чтобы взять их след. Или ты думал, что они будут сидеть и ждать, пока твои люди прибегут и отрежут им головы? Меня беспокоит только одно: что эти выродки сделали с Ясминой.

— Слышишь?

Из пещеры донесся то ли вой, то ли стон. Йогок конвульсивно дернулся. Гордон швырнул жреца на землю и, распутав ему запястья, тотчас связал по-новому — по рукам и ногам.

— И чтоб ни звука! — сурово предупредил он и, обнажив саблю, стал осторожно пробираться к пещере.

У входа американец чуть помедлил и прислушался. Вой повторился снова — слабый, исполненный непритворной боли. Так стонет человек в предсмертной агонии.

Гордон ощупью двинулся во мрак и вскоре споткнулся обо что-то мягкое. Несомненно, это был человек. Он снова застонал, и Гордон, склонившись над ним, угодил рукой во что-то теплое и липкое. Человек был тяжело ранен и умирал. На нем была одежда европейца, а в одном из карманов Гордон нашел коробок и зажег спичку. Лицо умирающего уже покрылось мертвенной бледностью, глаза стекленели.

— Пемброк! — пробормотал Гордон.

Звук его голоса заставил англичанина вздрогнуть. Он попытался приподняться опираясь на локоть, но это усилие оказалось чрезмерным, и изо рта Пемброка хлынула кровь.