Сколько стоит корона - Катерина Коновалова Страница 14

Карета, везущая леди Харроу, еще не подъехала к роще, а Дойл уже расположился на широком плоском камне в десяти шагах от водопада, пристроил поудобнее увечную ногу, чтобы не отвлекала. Меч он с собой не взял, но за голенищем сапога был надежно спрятан длинный узкий кинжал, которым он владел настолько искусно, что, при необходимости, мог сдерживать в течение нескольких минут натиск полностью вооруженного рыцаря. С ведьмой же он драться не собирался вовсе. Все, что ему нужно было сделать — это заставить ее проявить свои способности. Одно крохотное волшебство — и люди с сетями ее спеленают, а он сам безо всяких церемоний коротким ударом в висок лишит сознания.

Он поднял небольшой камушек и подкинул здоровой рукой. Водопад был скорее игрушечным, нежели настоящим — кусочек стихии, укрощенный и обузданный королями древности. Камень с булькающим звуком шлепнулся о воду и погрузился на дно. Не больше двух локтей в глубину.

Кивнув своим мыслям и тщательно выстроив в голове сцену того, как столкнет ведьму в поток, Дойл поднялся на ноги — и вовремя. Леди Харроу прибыла.

На первый взгляд казалось, что она была такой же, как утром, но взгляд Дойла различал едва заметные перемены. Капля румян на лице, траурная, но все-таки драгоценная брошь на груди, кружевные перчатки — и все те же непокорные рыжие волосы, с трудом собранные в строгую высокую прическу и прикрытые уродливым вдовьим убором.

— Королевская роща, — произнесла она вместо приветствия, оглядывая светлые стволы деревьев, древесина которых стоила по два веса золота.

— Бывали здесь? — спросил Дойл для проформы и чтобы заставить себя отвести взгляд.

— Никогда. Мне не доводилось получать подобного приглашения от особ королевской крови. Но… — она тонкими пальчиками коснулась ствола, — я много о ней читала. Здесь, как пишут, растут рубиновые деревья, плачущие весной драгоценной смолой.

Дойл жал кулак — только что она дала ему еще одно косвенное доказательство своей мерзостной натуры — едва ли найдется в королевстве много женщин, не связанных с магией, кто читал бы подобные книги. Священные тексты и благочестивые наставления — такова литература для благородных леди.

— Интересное воспитание вам дали родители, — произнес он, надеясь, что злые нотки не проскользнут в голосе и не спугнут ведьму, — о рубиновых деревьях вряд ли пишут в Священной книге.

Щеки леди Харроу покрылись полупрозрачным мягким румянцем, она опустила глаза и ответила:

— Не родители. В доме отца жил старый лекарь с Востока, Джамилль. Я была любопытным ребенком и часто мешала ему готовить пилюли, тогда он давал мне книгу, чтобы отвлечь. Я читала не совсем подходящие для девочки книги.

Лекарь с востока. На востоке, в том же Эмире, были свои колдуны — и много. Они жили в роскоши при дворе шахов, строили себе замки из чистого золота и требовали прислуживать себе. Шахи и короли всегда прислушивались к их словам, а часто полностью попадали под их влияние.

— Лекарь учил вас своему делу? — спросил Дойл, но сразу же понял, что его вопрос прозвучал резче, чем нужно. Румянец исчез с лица ведьмы, она побледнела, поджала губы и спросила холодно:

— Так в чем вы подозреваете меня, милорд Дойл?

— Кажется, леди, я еще вчера сказал вам…

— Милорд, позволю себе не поверить. Ваши вопросы буквально пропитаны подозрением, но я не могу понять, в чем провинилась.

Она подошла к нему так близко, как позволял этикет — даже, пожалуй, немного ближе допустимого, и Дойл почувствовал, как его одолевает смесь желания с яростью. Желание было понятным, а ярость — она вызывалась не необходимостью общаться с ведьмой, а тем, что он был вынужден смотреть на нее почти снизу вверх, не имея возможности выпрямить спину.

Сгорбленная спина всегда казалась ему унизительной, но никогда — настолько сильно. Он дернул было плечом, но острая боль напомнила, что его удел — всегда ходить, склонившись, даже перед ведьмой. Даже перед этой женщиной.

Несмотря на это, он не отстранился, чтобы занять более выгодную позицию, напротив, наклонился вперед и раздельно сказал:

— Леди Харроу, сейчас я просто наслаждаюсь вашим блестящим обществом в этом дивном уголке. Если я начну вас в чем-то подозревать — хоть немного — вы быстро обнаружите себя отвечающей на мои вопросы на дыбе.

Ее лицо исказила короткая неприятная гримаса, которая тут же исчезла. Она медленно опустилась в реверансе.

— Милорд, я это учту. Но я клянусь вам, мои намерения чисты, мне нечего скрывать.

Дойл поймал взгляд ее зеленых глаз. Обычно он читал мысли по глазам проще, чем слова на книжных страницах, отделял правду ото лжи, чувствовал утайки и сомнения. Глаза леди Харроу были слишком яркими, а взгляд — слишком открытым для той, которой нечего скрывать. Дойл сглотнул.

Глаза действительно были слишком яркими — из-за чар или из-за пробивающегося из-за облаков солнца. Мгновение — и они увлажнились, на ресницах блеснули капельки слез. Клянясь себе остановиться немедленно, Дойл протянул руку и большим пальцем оттер по очереди эти слезинки. Леди Харроу вздрогнула, но на ее лице не возникло привычного отвращения.

— Это от ветра, милорд.

Дойл собирался сказать, что здесь нет ветра, но не успел — ее глаза расширились от ужаса, и она быстро, удивительно сильным движением схватила его за ворот рубахи и, потянув за собой, повалила на землю.

Свистнул и ударился о камни арбалетный болт. К черту боль — Дойл вскочил на ноги мгновенно и развернулся в сторону стрелка, рявкнул:

— На обрыве!

Снова свистнуло — но выстрел был смазан ударом одной из теней. Дойл увидел стрелявшего — одного из парней в форме дворцовой стражи. Вытащив кинжал, Дойл приблизился к нему с опаской, но он уже был безвреден — тень в сером балахоне и еще один воин из охраны уже повалили его на землю, выкрутили руки. Тень точным ударом выбил арбалет под ноги Дойлу.

— Пусти! — взвизгнул стрелок, но замолчал от удара в зубы. Захныкал.

Ему выкрутили руки, распластали по земле, сунули кляп. Дойл подошел, схватил за волосы и резко дернул, но тут же отпустил и отвернулся.

Стрелку было не больше двадцати пяти. Молодой парень, смутно знакомыйнезнакомый, но его лицо было перекошено дикой, неописуемой яростью и пылало ненавистью.

— Милорд, что прикажете? — с поклоном к нему подошел возглавивший операцию Файнс.

Дойл стиснул здоровую руку в кулак так сильно, что ногти впились в кожу.

— Как его зовут?

— Тони. Тони Райт, третий год в гвардии. Милорд, я клянусь, что… — Дойл рубанул рукой по воздуху, прерывая извинения и выражения покаяния и покорности своей судьбе.

— Позже, Файнс. Я поговорю с вами позже. Пока доставьте Тони Райта… в замок. В подвал, в четвертую камеру, под ответственность отца Рикона. Если он сбежит по дороге, я прослежу, чтобы вы лишились головы.