Орден мраморной Горгоны - Дмитрий Мансуров Страница 14

– Это известно любому школьнику из курса истории, – сказал Бумкаст.

– Зато никто не знает, что мои предки сохранили два ковра-самолета в целости и сохранности!

– Что?!! – изумлению экспертной комиссии не было предела. – И вы до их пор молчали?

– Конечно, – сказал Фармавир. – Ковры легко достать на белый свет и использовать по назначению, но мой прадед, великий Гранитальдин, считал, что необходимо оставить два ковра в качестве неприкосновенного запаса для будущих поколений. И он оказался полностью прав! Если мне позволят работать в королевской лаборатории, я клянусь, что восстановлю секрет ковров-самолетов, и в нашем небе снова станут мельтешить не только птицы и насекомые, но и люди.

– Мы можем дать только одно место, – не согласился Бумкаст.

– Почему? – удивился Баратулорн. – Ведь король выделил два.

– Второе занято моим сыном Альтаресом, – капризно сказал управдворцом. – И я глотку перегрызу тому, кто встанет у него на пути.

Баратулорн повернулся к Бумкасту.

– С какого это недосыпа твой сын станет работать в лаборатории? – рассердился он. – Он у тебя абсолютная посредственность, в жизни ничего толкового не придумал!

– Зато хорошо запоминает любые мелочи и послужит неплохим свидетелем происходящего, – возразил Бумкаст. – В случае чего он с легкостью воссоздаст ход экспериментов от начала и до конца, не пропустив ни единой мелочи.

– Пусть запишется в стражники.

– Мой сын – в стражники? – возмущенно проговорил управдворцом. – Да ни в жизнь!

– Ты это королю скажи. А я посмотрю, что он ответит, ведь принц Корбул Четвертый служит обычным воином.

– Угу… Он следит за своими действиями и записывает о них в специально заведенный дневник мемуаров, который передаст самому себе, как вышестоящему начальству. Ты хоть раз видел его в военной форме?

Первый советник и управдворцом уставились друг на друга нос к носу и сердито зарычали.

– Ну и порядки во дворце… – пробормотал Фармавир так, чтобы его услышал только Баррагин. – Ты уверен, что нам там понравится?

– Не знаю, но зато скучно не будет наверняка. Внесем и свою лепту в общее дело. – Баррагин кашлянул, привлекая внимания первого советника. – А разве лаборатория настолько компактная, что в ней не поместятся три человека? – Сейчас, когда исполнение его мечты оказалось так близко к реальности, какие-то там блатные сыновья не могли и не должны были испортить ему настроение. – Давайте, мы будем работать втроем. Две головы хорошо, а три лучше!

– У вас не будет трех голов, – сердито сказал первый советник. – Будет две головы и одна общая головная боль. Уж я-то знаю, какой характер у Альтареса.

Баррагин понял речь первого советника по-своему.

– Значит, вы принимаете нас на работу? – воскликнул он.

Советник не стал делать эмоциональную паузу, как это было принято в художественных книгах, прочитанных Баррагином в детстве.

– Проведу последние переговоры с королем, и – да, принимаю. Учитывая, что твоя идея весьма оригинальна, а твой друг обещает восстановить ковролетопромышленность.

– Ура… – не веря собственным ушам, прошептал Баррагин. Мечта сбылась невероятно быстро. Настолько быстро, что даже как-то обидно: не оказалось времени толком понервничать, чтобы ощутить полноту победы в полную силу.

– Ура? – переспросил Баратулорн. – Вот что я тебе скажу, парень: ура бывают разные. И твое нынешнее – самое незначительное из всех ныне существующих. Сделай такое одолжение: начал ты за здравие, но не заканчивай за упокой.

Баррагин уверенно улыбнулся в ответ.

– Журавль в небе – это хорошо, но синица в руках стоит большего, – сказал он.

Советник кивнул.

– Пошли за мной, оформлю вас работниками лаборатории.

– А других вы не опросите насчет идей? – поинтересовался Фармавир. Он успел посмотреть на лица как уходивших со стадиона, так и стоявших в очереди, чтобы войти, и не прочитал на них ничего оптимистического на свой счет. Лишенные возможности высказать свои сумасбродные идеи и заработать на них репутацию и много денег, люди были готовы растерзать более удачливых конкурентов при первой же возможности.

– Меня вполне устроила ваша, – сказал Баратулорн. – И я, как вы говорите, тоже сторонник синицы в руке и не ищу от хорошего очень хорошего. Но если вы провалите дело, моя ответная реакция будет ужасающей. И никто из вас ее не переживет, запомните это! Я не угрожаю, это всего лишь констатация факта. Чем выше ставки, тем больнее провалы.

Баррагин ощутил слабый приступ паники и постарался подвить нарастающий страх.

– Мы не подведем! – воскликнул он. – Я в этом уверен.

– Рад за вас. Идем.

Второго выхода из стадиона не существовало. Точнее, не существовало для простых смертных, в том числе и для советников с управдорцом. Поэтому плотной группой прошли они сквозь толпу рычащих от негодования людей, которых только что лишили шанса стать знаменитыми и войти в историю.

– С такими горожанами никакой армии не нужно, – пробормотал Фармавир. – Ни один враг близко не подойдет, завидев такие рожи…

– Ты что-то сказал? – спросил Баратулорн.

– Я восхищаюсь этими светлыми лицами.

– Светлыми? – засомневался первый советник. – Не хотел бы я увидеть их зверский вариант…

Толпа безмолвствовала. Присутствие вторых лиц государства сдерживало порывы их душ и не позволяло выплеснуть бурю эмоций на виновников торжества. Баррагин на всякий случай приготовился безвылазно пожить в лаборатории до следующего года, пока страсти не улягутся и оставшиеся не у дел люди не угомонятся. Единственный шанс сменить о себе точку зрения – исполнить мечту короля. Тогда и народ сменит гнев на милость.

Карета стояла в двадцати метрах от выхода, показавшихся студентам многокилометровой трассой. Когда Баррагин забрался в нее, с его градом катился пот, а ноги мелко дрожали, как будто он шел, не останавливаясь, трое суток, прихватив с собой тяжеленный рюкзак. Фармавир чувствовал себя не лучше.

Толпа проводила студентов кровожадными взглядами и разбрелась по городу. Торговать в этот день настроения не осталось.

Фармавир облегченно выдохнул. Управдворцом хихикнул:

– Что, парень, никогда не испытывал на себе гнев толпы?

– А вы испытывали?

– Да постоянно! – Бумкаст махнул рукой, слово его мечтали уничтожить каждое утро тысячи человек, и он привык к этому, как к неизбежным в профессии негативным мелочам. – Народ у нас кидает в крайности – сегодня любят, завтра ненавидят. Не обращайте внимания и спокойно занимайтесь своим делом. Народ все равно ничего вам не сделает. Поругается немного, да разойдется. Это молодежь еще может повоевать, а прочие пытаются заработать на хлеб насущный и прокормить семью, для них восстания и буйства ничем хорошим не заканчиваются, могут потерять все, начиная от средств к существованию и заканчивая семьями… детьми, хозяйством. Быт держит их за горло, и потому они не опасны, насколько злобно бы ни выглядели.