Обманка - Филиппа Грегори Страница 14

– И потому ты впустила в наш дом его врага, – мягко проговорил Фрейзе.

– Я выпустила его из дома, – поправила она его. – Я услышала оттоманского капитана, Раду-бея, на лестнице. Не знаю, как он вошел. Он сказал, что только что имел секретный разговор с милордом, и я выпустила его из дома. Я не знала, что он угрожал милорду. Но не уверена, что меня вообще это волнует, даже если бы это было действительно так.

– Милорд сказал, что в дом проник убийца. Что его могли заколоть во сне.

– Милорд много чего говорит, – отозвалась она. – Но в комнату к нему точно проник именно Раду-бей – и он приколол на грудь спящему милорду свой знак. Он мог его убить, но не убил. Я понимаю, что они с оттоманским вельможей враги: они по разные стороны в величайшей войне на свете, с одной стороны джихад, с другой – походы крестоносцев, но это не объясняет, на чьей стороне правда и кто из них лучше как человек.

Фрейзе был шокирован.

– Мы же христиане! – воскликнул он. – Мы служим Луке, который служит церкви. Крестовые походы – это священная война против неверных!

– Это вы – христиане, – напомнила она. – Вы четверо. А я – нет. Я хочу сама решить. И я просто слишком мало знаю о господине Луки… и об оттоманском вельможе тоже.

– Нам придется следовать за господином Луки: мы ведь не можем бросить Луку, – заявил Фрейзе. – Я люблю его, как брата, а твоя госпожа не расстанется с ним, если ее не вынудят. А ты?.. – Он адресовал ей мимолетную улыбку. – Ты же голову от него потеряла, разве нет?

Она рассмеялась.

– Я ни от кого головы не теряла! – сказала она. – Она у меня крепко держится. Да, он заставляет мое сердце биться чуть быстрее, готова это признать. Но ничто на этом свете не заставит меня потерять голову. Мне она нужна.

– Настанет день, – торжественно предупредил ее Фрейзе, – и ты обнаружишь, что потеряла голову от любви ко мне. Надеюсь, что ты не будешь слишком с этим тянуть.

Она рассмеялась.

– И какая это была бы ошибка! Достаточно только посмотреть, как ты ухлестываешь за другими женщинами!

– И в этот день, – продолжал Фрейзе, не обращая внимания на ее смех, – в этот день я буду к тебе добр. Я тебя обниму, я разрешу тебе меня обожать.

– Я это запомню! – пообещала она.

– И вот еще что запомни, – сказал Фрейзе уже серьезнее, – Лука поклялся повиноваться магистру своего Ордена. Я пообещал следовать за Лукой и служить ему. Ты путешествуешь с нами. Ты не должна поддерживать наших врагов.

– А как насчет наших друзей? – упрямо спросила она. – И таинственных поручений, которые Лука получает от своего господина? Слуга Церкви приезжает в Венецию во время карнавала с приказом спекулировать золотом и продавать товар с корабля? Это в твоей церкви – священное дело?

Колокол Сан-Джакомо начал звонить прямо над их головами, и стаи голубей сорвались с церковной крыши, так что спор пришлось прервать.

– Час дня, – сказала Ишрак. – А это, наверное, отец Пьетро.

Они увидели немолодого седовласого мужчину, одетого в рясу бенедиктинца из некрашеной шерсти, с мокрым от святой воды лбом, который, продолжая креститься, шел через людную площадь. Купцы, негоцианты и прохожие приветствовали его по имени, пока он пробирался в толпе. Он приостановился, чтобы благословить поздоровавшегося с ним ребенка, а потом, наконец, добрался до начала моста Риальто, где небольшая каменная тумба, предназначенная для швартовки лодок, служила ему сиденьем.

Он занял свое место, после чего слуга, шедший за ним следом, установил небольшой столик, развернул длинный скрученный свиток и вручил священнику перо. Отец Пьетро осмотрелся, окунул перо в чернильницу и стал ждать, держа перо наготове. Он явно был готов приступить к делам, но Ишрак с Фрейзе не успели с ним заговорить: вокруг него уже собралась небольшая толпа: люди выкрикивали имена своих родственников и забрасывали его вопросами.

Ишрак с Фрейзе смотрели, как монах просматривает свой список, вносит в него новые имена, сообщает о тех, кого ему удалось разыскать, и дает советы просителям. Для одного молодого человека у него нашлось радостное известие: его двоюродного брата отыскали на захваченной территории Греции, и хозяин был согласен на продажу.

Большая часть Греции была захвачена Оттоманской империей, так что грекам приходилось служить турецким господам и платить ежегодную дань. Этот обращенный в рабство мужчина работал на ферме у одного из захватчиков. Хозяин назвал цену, и отец Пьетро счел ее приемлемой, хотя она была обозначена как «лира ди гроссо» – десять дукатов, годовой заработок рабочего.

– Где я возьму такие деньги? – спросил мужчина.

– Твоему храму следует провести сбор денег для выкупа твоего родственника, – посоветовал монах. – А Его Святейшество ежегодно выделяет деньги на освобождение христиан. Если ты соберешь часть денег, я смогу ходатайствовать об оставшейся сумме. Приходи, когда у тебя будет по крайней мере половина, и мы обменяем ее на английское золото. В этом году рабовладельцы хотят получать только английские нобли. Но я обеспечу тебе справедливый курс у менял.

– Господи, благослови! Благослови тебя Бог! – выпалил молодой человек и нырнул обратно в толпу.

Несколько человек подошли ближе и о чем-то негромко поговорили, а потом перед столиком монаха очутились Фрейзе с Ишрак.

– Отец Пьетро? – уточнил Фрейзе.

– Так меня зовут.

– Рад, что нашел вас. Я приведу к вам моего господина: он разыскивает родителей, которых захватили в рабство.

– Сочувствую ему – и им. Молю Бога, чтобы Он вернул их домой, – мягко отозвался монах.

– Можно привести его к вам сюда завтра? – спросил Фрейзе.

– Да, сын мой. Я всегда здесь. Дело моей жизни – искать заблудших овец, украденных из стада. Как зовут его отца и мать?

– Их фамилия – Веро, и он получил известие об отце. Его отец – Гвиллиам Веро. Говорят, что он был галерным рабом на корабле, принадлежавшем…

Фрейзе с досадой хлопнул себя по широкому лбу.

– Байиду, – подсказала ему Ишрак. – Но нам сказали, что это было несколько лет назад. Мы точно не знаем, где он сейчас.

Отец Пьетро кивнул.

– Мне этот Байид известен. Я сегодня вечером просмотрю те списки, которые хранятся у меня дома, и расспрошу кое-кого из недавно отпущенных рабов, – пообещал он. – Недавно Байид продал мне одного своего раба. Возможно, этот человек знает что-то о Гвиллиаме Веро. Надеюсь, что завтра я смогу дать вам какой-то ответ.

– Байид продал вам какого-то галерного раба? – переспросила Ишрак.

– Он купец, – проговорил отец Пьетро так спокойно, словно ничто на свете уже не может удивить его. – Он торгует рабами так, как английские купцы торгуют тканями. Христианские души для него такой же вид товара, как и все остальные, да простит его Бог. Он продал мне раба за десять дукатов, но потребовал, чтобы ему заплатили английским золотом, так что мы отправили ему восемь английских ноблей. Тогда они стоили меньше, чем сейчас.