Румо, или Чудеса в темноте - Вальтер Моэрс Страница 14

Румо не только быстро рос: не менее успешно он учился говорить. Теперь он мог свободно поддерживать беседу со Смейком. И, хотя сам Румо пока строил фразы примерно как иностранец, недели две изучавший чужой язык, понимал он почти все.

ЧТО НУЖНО ЗНАТЬ О ВОЛЬПЕРТИНГЕРАХ

— Что со мной? — спросил Румо у Смейка однажды вечером, когда огромные волны особенно сильно бились о Чертовы скалы, отдаваясь в пещере ужасным шумом и рокотом. — Почему я расту так быстро?

— Потому что ты вольпертингер, — отвечал Смейк.

Румо склонил голову набок. Он всегда так делал, когда ответ Смейка не удовлетворял его любопытства. Смейк вздохнул.

— Так и быть, — начал он, — похоже, пришло время тебе узнать кое-что о себе и своих сородичах. Мне и самому известно не так уж много, ну да ладно…

— Говори! — скомандовал Румо.

Смейк набрал воздуха в грудь.

— Есть одно крылатое выражение, которое лучше всего характеризует твоих сородичей. Оно звучит так: «Да это все равно что с вольпертингером тягаться!» — Смейк усмехнулся. — Так говорят в Цамонии, когда хотят предостеречь от чего-то немыслимого, безрассудного, заранее обреченного на провал, а то и опасного для жизни. В жилах вольпертингеров течет кровь волка и косули, вот почему твои сородичи такие могучие, воинственные, осторожные, ловкие и опасные. Инстинктами и повадками вольпертингеры не похожи ни на кого из жителей Цамонии, а органы чувств у них устроены очень необычно. При необходимости вольпертингер может видеть носом и ушами, а движения его так быстры и ловки, что кажутся колдовством.

Румо навострил уши. Смейк объяснял немного высокопарно, но Румо все же понял: вольпертингеры — очень необычные создания. Почему же он раньше не заводил такой интересный разговор?

— Есть две породы вольпертингеров. Дикие — лишены дара речи и всю жизнь передвигаются на четырех лапах. Цивилизованные — постепенно учатся говорить и ходить на двух лапах. В возрасте, когда у вольпертингера режутся зубы, становится понятно: дикий он или разумный. Ты определенно относишься ко второму типу.

Так вот что за слова дремали в сознании Румо, а затем пробудились в виде странной смеси мыслей и ощущений! Теперь-то Румо начал понимать.

— По умственному развитию дикие вольпертингеры мало отличаются от волков, живут преимущественно в лесах и степях Цамонии. Некоторые даже поддаются приручению — тогда их держат в хозяйстве вместо сторожевых псов.

Смейк надолго умолк, пристально глядя на Румо. Пожалуй, стоит ему сказать, даже если пока не поймет.

— Ты сирота, Румо. Безжалостный инстинкт велит и диким, и цивилизованным вольпертингерам оставлять новорожденных детенышей в лесу. Для дикого вольпертингера это родной дом. Говорящему приходится самому пробивать путь к цивилизации.

Слишком много информации. Слова «сирота», «безжалостный», «новорожденный» и «цивилизация» ничего не говорили Румо.

— Куда же мне идти? — спросил он.

— Пока никуда, — рассмеялся Смейк. — Ведь ты на Чертовых скалах!

Румо снова склонил голову набок.

— Послушай-ка, — прибавил Смейк, понизив голос. — Что ты скажешь, если я поведаю тебе план, как выбраться из пещеры и освободить остальных пленников?

— Было бы здорово! — тявкнул Румо.

— Это еще не все. Главная часть плана — это ты. Что на это скажешь?

— Буду рад! — отозвался Румо.

— А что ты скажешь, если ради спасения придется рискнуть жизнью?

— Буду рад еще больше.

— Я так и знал! Еще пораскину мозгами и все расскажу в свое время, — подытожил Смейк, протянув Румо одну из своих лапок. Румо пожал ее, и, хотя лапка была мокрая и скользкая, ему было приятно.

ЭТО КАК ПОПИСАТЬ

Каждый день Румо узнавал что-то новое о военном искусстве. Смейк почти не касался техники и уловок — гораздо охотнее он рассуждал о теории сражения, и Румо часто ничегошеньки не понимал. Как-то раз Смейк сказал:

— Есть одна прописная истина: в бою вредно слишком много думать. Не пойми меня неправильно: идиот хорошим воином не станет. Но в решающий момент надо найти в себе силы перейти от раздумий к делу. Хотя — что я говорю — тут речь не о силах, даже наоборот. Решение должно прийти само собой. Как желание пописать.

Румо заворчал и наморщил лоб.

— Когда идешь отлить, избавляешься от того, что долго держал в себе — так? Испытываешь облегчение, умиротворение, почти наслаждение, не затратив никаких усилий, это происходит само собой. Ты мог бы мочиться хоть целый день, не сходя с места, но ты этого не делаешь: ты ведь не свинья. Терпишь, пока становится невмоготу, а уж потом расслабляешься, испытывая облегчение — верно? Вот и в бою так: драться — это как пописать.

Румо окончательно запутался. Столько раз Смейк рассказывал о героических битвах и победах, и вдруг — «пописать». Конечно, вольпертингеры писают много и с удовольствием, как и все животные в Цамонии, в чьих жилах течет кровь диких псов, и все же Румо так и не понял, к чему клонит толстяк.

— Поразмысли над этим! — прибавил Смейк.

Позже, справляя нужду в темном углу пещеры, Румо вспомнил наставления Смейка. Но опять ничего не понял. Казалось бы, при чем тут драка?

ТЕМНОЕ ЖЕЛАНИЕ

Тем временем почти вся семья добротышек, у которых воспитывался Румо, исчезла. Одного за другим циклопы утаскивали из пещеры, и ни один не вернулся. Румо оплакивал их, так как знал, что случилось. Кроме зубов и мышц в нем росло еще кое-что: какое-то неприятное чувство в отношении циклопов. Румо ощущал безнадежное, отчаянное, бессильное желание воздать должное погибшим друзьям и наказать циклопов за содеянное. Он желал мести. Однако Румо понимал, что ему, такому маленькому и слабому по сравнению с циклопами, ни за что их не одолеть. Да, он растет, и растет быстро, но, даже став самым крупным, сильным и опасным вольпертингером всех времен, что сможет сделать воин-одиночка против нескольких сотен циклопов? На помощь маленьких слабых гномов рассчитывать не приходилось, а уж на Смейка — неповоротливого жирного червяка — и подавно. Даже если ему помогут самые сильные дикие звери, у них нет ни малейшей надежды справиться с одноглазыми.

Интересно, что там за план у Смейка?

СЛИЗЬ

Судьба со временем сплотила товарищей по несчастью. Узники поняли: нет никакого смысла рыдать целыми днями. Невозможно бояться вечно, постепенно становится все равно. У пленников по-прежнему душа уходила в пятки, когда в пещере показывались циклопы, однако со временем большинство гномов научилось не бросаться в глаза, выглядеть непривлекательно и неаппетитно. Многие измазались слизью из ямы Фольцотана: Румо охотно разносил ее по всей пещере. Поговаривали, что больше всего аппетит циклопов возбуждает движение, поэтому пленники старались не шевелиться или прикидывались спящими, когда кого-нибудь из чудовищ приносило в пещеру.