От грозы к буре - Валерий Елманов Страница 14

Впрочем, может, и хорошо, что забыл, потому что у прибывших было время, чтобы по достоинству оценить всю его заботу по их благоустройству. Вдобавок за неделю общения он успел как-то разговорить и растормошить всех, а главное – расположить их к своей особе, на деле показав, что он вовсе не столь уж страшный, не такой уж грозный, а его люди не едят человеческое мясо, причем непременно в сыром виде, жадно обгладывая кости только что поверженных врагов.

«Ох, и сильна Европа-матушка мою страну клеветой поливать. Что в двадцатом веке изовралась вся до неприличия, что сейчас. У самих содом с гоморрой царит, а все туда же – варвары. Мыться поначалу бы научились. Неужели сами не чувствуют, как от них несет?» [36]– устало думал он, по-прежнему источая улыбки и энергично вытряхивая из голов вновь прибывших несусветную дурь, которой под видом абсолютно точных и достоверных сведений напичкали их доброхоты, отговаривавшие от поездки на край света.

Зато на откровенный вопрос князя, есть ли среди них добрые люди [37], спустя минуту вперед выступили двое мужчин. Оба в черном одеянии, с худыми аскетическими лицами, на которых выделялись горящие фанатическим упрямством необыкновенно большие глаза. Поначалу они сделали только один шаг вперед, затем переглянулись между собой и, как по команде, продолжили движение. Подойдя к князю, оба застыли в молчаливом ожидании. Испуга на их лицах не было заметно, скорее читалась какая-то фатальная покорность грядущей судьбе.

Тот, кто был чуть повыше, что-то медленно произнес.

– Не силен я во французском, Исаак, – повернулся Константин к старому еврею, как всегда, оказавшемуся рядом с князем. – Ты сделай уж милость, переведи, что он говорит.

Купец, вопреки своему обыкновению, тараторить не стал, а произнес нараспев, стараясь соблюсти как можно больше сходства даже в интонациях речи:

– Они говорят, что их зовут брат Якоби и брат Франсуа.

– А кто есть кто?

– Я – брат Франсуа, – внезапно произнес вслед за купцом тот, что был повыше, на русском языке, хотя легкое грассирование все-таки выдавало в нем француза, – А он – брат Якоби, – указал Франсуа на своего спутника и тут же добавил: – Ты обещал нам, княже, через своего человек, что дашь нам воля и нет теснить.

– То, что я обещал, я всегда выполняю, – спокойно подтвердил Константин, и мгновенно по тесно сгрудившейся толпе переселенцев пронесся еле уловимый вздох облегчения. Одно дело, когда право верить так, как твоей душе угодно, тебе обещают от чьего-то имени, и совсем другое – когда этот кто-то самолично подтверждает данное им обещание. К тому же высокому широкоплечему русому здоровяку, кажется, вполне можно доверять – слово свое сдержит.

Однако тут непонятным для князя было совсем иное – сам вздох.

– Они что, все на русском разговаривают? – повернулся он удивленно к купцу. – А какого же рожна я тебя тогда мучил и всюду за собой таскал?

– Они не разговаривать, – пояснил вместо Исаака Франсуа. – Они чувствовать тут, – приложил он руку к сердцу. – Ты есть добрый. Они верят твой.

– К тому же пока они плыли, то все время пытались говорить с твоими воинами, – добавил купец. – Старый Исаак не мешал им. Ведь чем раньше они заговорят по-русски, тем легче будет им здесь освоиться. Или я не прав? – вскинулся он озабоченно.

– Да нет. Прав, конечно. А как же Франсуа?

– Он тратил все свое время на то, чтобы научиться говорить, – медленно произнес Исаак.

– Я хорошо мочь разговаривать, – кивнул тот. – Ошибаться тоже мочь – это есть. Якоби стараться тоже, но хуже мочь.

– Тогда слушай, Франсуа. Я через Исаака передал всем вам, что вашу веру никто никогда не утеснит. Так?

– Это есть так, – подтвердил Франсуа.

– Я сдержу свое слово. Вы будете молиться так, как угодно вам. Вы будете крестить своих детей так, как это принято у вас. Не помню, в чем там у вас отличие, но наплевать [38]. Все равно никто из моих людей не посмеет помешать вам хоть в чем-то.

– Мы благодарность. Нет, благодарить тебя, княже, – поправился Франсуа.

– Но я не обещал вам, что не буду препятствовать, когда ты или кто-нибудь другой станете не только совершать свои обряды и руководить своими людьми, но еще и проповедовать среди моих воинов. Да и среди местных жителей тоже, – добавил князь тут же. – Поэтому мне очень хотелось бы перед отъездом взять с вас обоих такое обещание.

В ответ Франсуа лишь молча отрицательно покачал головой. Якоби тоже.

«Прямо как китайские болванчики», – почему-то подумал Константин.

– Они, – кивнул Франсуа в сторону остальных переселенцев, – мочь дать тебе это слово. Мы – нет, – и пояснил чуточку жалостливо и снисходительно, как несмышленышу: – У нас обет. Мы обязаны это делать. Всегда.

– А обет снять нельзя? – осведомился Константин, напряженно размышляя в поисках выхода из ситуации, казавшейся весьма простой, а на деле очень и очень неоднозначной. – Мне бы очень не хотелось омрачать нашу встречу и первые хорошие приятные впечатления от нее обещанием строгих наказаний.

– Обет дан нам по своя воля, – твердо ответил Франсуа.

– Добровольно, – помог с переводом Исаак.

– Так есть – добровольно, – старательно, почти по складам выговорил следом за купцом проповедник катаров. – Мы нельзя отступить. У нас долг перед наш бог. Лучше убить сразу. Мы не есть бой.

– Они не будут противиться, – пояснил Исаак, почему-то перейдя на шепот.

– Так есть, – подтвердил Франсуа и, высоко вскинув голову, начал что-то торжественно произносить.

– Нами руководит Христос, и мы должны воздать ему хвалу и за зло, и за добро, ниспосылаемые им, и принять их смиренно, ибо он может нас поддержать на том правом основании, что мы хотим жить и умереть в его вере [39], – старательно переводил Исаак.