Зеркало Велеса - Александр Прозоров Страница 14

— Белый!!! — послышался со стороны дома женский крик. — Белый, ты где?! Боярыня кличет!

— Вот и оно, барчук. Хоть не хошь, а идти надобно. Вечерять пора.

В этот раз в трапезной за столом собралось семь человек. Кресло по-прежнему пустовало, справа от него сидела здешняя хозяйка, внешне и вправду сильно похожая на маму Андрея — ничего удивительного, что он обознался, когда пришел в себя. Женщина постоянно смотрела на Зверева как-то по-собачьи, с мольбой и радостыо, словно была чем-то перед ним виновата. Самого паренька посадили слева от кресла. Дальше, за углом стола, сидел Пахом и еще трое мужчин, похожих друг на друга окладистыми бородами и солидным возрастом. За хозяйкой, тоже за поворотом стола, неторопливо кушала сухонькая женщина лет пятидесяти. С коричневым лицом, остроносая, с мелкими седыми кудряшками, она походила на крысу, которой на голову натянули кусок овечьей шкуры. Андрей так решил, что за хозяйский стол были допущены самые доверенные и заслуженные из слуг, но он вполне мог и ошибаться. Может, это родственники?

— Ты кушай, сыночек, кушай. Тебе силы восстанавливать надобно. Вот, карасиков в сметане возьми, поутру из Крестцов выловили. Балык бери. Кашки, кашки не забудь. Сыру передать?

— Нет, спасибо… — Андрей поколебался и добавил: — Матушка…

— Да ты кушай, кушай! Чего же ты не ешь совсем?

— Ой, матушка, ем, сколько влезает. А больше, не обессудь, не могу.

Пахом Белый на своем месте тихонько хмыкнул, его сосед опустил голову ниже. Крысиная старушка, наоборот, вскинулась, но промолчала. Хозяйка же лишь улыбнулась:

— Ну, кушай, Андрюшенька, сколько сможешь…

На самом деле Зверев успел одолеть уже большущую миску запеченных в сметанном соусе рыбешек — штук пять, и каждая с ладонь, — белесое заливное из какой-то белой рыбы, обильно украшенное луком и морковкой, сладкую кашицу из тыквы и пряную, с шафраном, щучью спинку. В нормальной жизни этого хватило бы ему на неделю.

— Спасибо, очень вкусно. Но больше не могу.

— Благодарствую за угощение, матушка Ольга Юрьевна… — Пахом поднялся, широко перекрестился и склонился в поклоне.

— Благодарствую, — повторил его жест сидевший рядом рыжебородый мужик.

— Спасибо, — еще раз повторил Андрей, поднялся, перекрестился, склонился в поклоне и выбрался из-за стола.

— Устал, кровинушка моя? — Хозяйка жестом подозвала его к себе, наклонила, поцеловала в лоб. — Ну, иди, сыночек, отдыхай…

Дорогу в свою комнату Зверев уже помнил, а потому легко нашел, несмотря на сумерки, наполнившие дом. В животе было тяжело и сладко, голова чуть кружилась, глаза слипались — словно после бутылки пива. Андрей разделся догола, аккуратно сложил одежду на сундук, забрался под одеяло, глубоко утонув в нежной перине, и провалился в сон, едва коснулся головой подушки.

Почти сразу неподалеку зазвучал колокол — надрывно, упрямо, звонко.

«Телевизор, что ли, соседи включили? — сквозь дрему подумалось ему. — Зачем же в такую рань? Сегодня вроде воскресенье, в школу не нужно».

А еще он вспомнил невероятный сон, что причудился ночью. Что он — барчук в богатой усадьбе, что ловко стреляет из лука и умеет правильно драться на ножах.

Андрею даже было жалко открывать глаза и возвращаться в этот скучный однообразный мир, где нужно зубрить матанализ и органическую химию, где на завтрак кормят сосисками и макаронами с кетчупом, а потолки всегда белые, словно саван.

Но вставать, хочешь не хочешь, все равно нужно. В кровати ведь всю жизнь не проведешь.

Он откинул одеяло, сел в постели и открыл глаза. Закрыл и снова открыл, не зная — радоваться увиденному или огорчаться?

— В общем, в школу я сегодня не ходок, — сделал он верный вывод, дотянулся до сундука и через голову влез в рубаху. Опоясался, раз уж дядька так учил, натянул порты, шаровары. Встряхнул портянки, вспоминая, как их нужно наматывать.

Тут дверь приоткрылась. В комнату заглянула Варвара, коротко поклонилась:

— Доброе утро, Андрей Васильевич, — и принялась расправлять одеяло.

— Ты чего? — от неожиданности не сразу нашелся Зверев.

— В светелке приберу, Андрей Васильевич, — оглянулась через плечо девушка.

В простеньком белом сарафане — только волосы прикрыты блестящим бисерником, — она без тени смущения крутилась у него в спальне, старательно застилая постель. В отличие от Вики, ухо у нее проколото не было, и никаких сережек в нем не блестело. Но в остальном… Просто невероятно!

— Варя…

— Что, Андрей Васильевич? — с готовностью оглянулась она.

— Я хотел сказать… Ты красивая, Варя. Ты очень красивая.

Зардевшись, девушка пригнула голову и продолжила свое занятие.

И что дальше? Будь он в своем мире, мог бы предложить ей сходить в кафе или в кино, на дискотеку, съездить за город. А что здесь? Что можно предложить девчонке в этом мире, чтобы как-то завязать отношения? Не в церковь же ее звать или на Сешковскую гору за приключениями?

Тут в светелку заглянул Пахом и довольно пригладил бороду, увидев почти одетого Андрея:

— От, чудеса какие баня за един раз с немощными людьми творит! Ты ферязь не надевай, барчук. Я сейчас поддоспешник принесу. Разомнешься после ночи.

Поддоспешником оказалась плотная и короткая, до пояса, куртка из войлока в палец толщиной, с застежками-крючками на левом боку. В этом облегающем тело валенке Андрею сразу стало жарко — но если бы Белый ограничился только им! Застегнув пареньку крючки, он открыл сундук под иконой и с усилием вынул черную шелестящую кольчугу:

— Поднимай руки, барчук, помогу облачиться…

Гибкая железная броня весила килограммов двадцать и сразу навалилась на плечи, прижимая Зверева к земле. Однако дядька этого, кажется, вовсе не заметил, указал только на висящую на стене саблю:

— Пояс не забудь! Пошли.

На улице, возле крыльца, их ждали два щита и меч в кожаных ножнах. Пахом обнажил его, рассек воздух:

— Для начала попроще будем. Все же слаб ты пока. У меня меч тяжелый, у тебя сабля легкая. Бери щит. Как рубиться, помнишь? Места где слабые? Давай!

Андрей, естественно, ничего подобного не помнил, но решительно ринулся в атаку, норовя длинным клинком достать голову своего учителя. Не тут-то было! Круглый деревянный щит закрывал, казалось, Пахома целиком, и Зверев без толку вился вокруг, пытаясь ткнуть его сверху или сбоку острием клинка. Между тем меч Белого, неожиданно вылетая из-за щита, то и дело стукал Зверева то по руке, то по ноге. Паренек снова пришел к выводу, что конечности подрезать проще, чем добираться до горла и головы, немного увеличил дистанцию, уходя из зоны поражения мечом, но зазевался и получил довольно сильный удар пахомовским щитом в грудь.

— Что же ты ослаб-то так, барчук?! — укоризненно покачал головой дядька. — Сколько раз тебе сказывал: щитом, коли враг открылся, завсегда бить сподручнее! На нем заточки нет, им и по железу колотить не жалко. Щит тяжелый — и броню пробьет, и кирасу выгнет. А бездоспешному все ребра разом переломает. Понял? И еще… Вижу, сразить меня тебе хочется — голову снести али грудь проколоть. Желание это доброе, да токмо для поединка боле годное, не для сечи. В сече времени завсегда в обрез, да и силу беречь надобно. Посему шибко к победе полной не стремись. Твое дело — убрать ворога, дабы на поле не мешался, и все. Руку заметил — отсекай, и дальше наступай. Ногу кто выставил — ее руби, и забывай о вороге. Жив, не жив — то уж не важно. Важно — не рубится он более ни с кем. Упал, убежал — его дело. Кровь из жил вытечет — все едино преставится. До головы вражьей добраться — хлопот много, а проку никакого. По колену его стукни, чтобы упал и не мешался, и все. Поединок честный — дело доброе. Но в сече уцелеть — важнее. Все, бери щит. Нападай!