Обманы Локки Ламоры - Скотт Линч Страница 14

Смотреть на него было одно удовольствие: золотисто-смуглый загар, копна иссиня-черных волос, безупречная гладкость кожи, нарушаемая лишь тонкой сеточкой мимических морщинок вокруг темных глаз — от частого смеха (хотя те, кто близко знал близнецов Санца, сказали бы, что от глупой и зловредной ухмылки). На этом благообразном лице, подобно боевому кинжалу, выдавался невероятно острый и крючковатый нос.

Справившись со швартовами, Кало достал из кармана и бросил Локки тяжелый железный ключ с прикрепленной кисточкой из красно-золотых шелковых нитей. Номера в «Скромном жилище», как и во всякой приличной гостинице, были снабжены запирающими блоками с часовым механизмом. Выполненные в виде плоской коробочки, они помещались в особые ниши, достать из которых их могли лишь сами владельцы гостиницы при помощи хитрых методов. Запоры менялись всякий раз, когда въезжал новый постоялец, а он получал соответствующий ключ. Учитывая, что все несколько сотен коробочек внешне ничем не отличались друг от друга и хранились в специальной гостиничной стойке, предполагаемым ворам абсолютно не имело смысла снимать оттиски ключей.

Подобная система давала Локки и Жеану возможность быстро и незаметно переодеться в номере, что вполне соответствовало их планам.

— Замечательно! — воскликнул Локки, ловко перепрыгивая на причал. Жеан, вернув шест Жуку, последовал за товарищем. — Войдем же внутрь и выйдем уже уважаемыми гостями из Эмберлина.

Локки с Жеаном пошли к гостинице, а Кало двинулся к барже, чтобы помочь Жуку с лошадью. Хотя белоглазая скотина стояла совершенно спокойно, не проявляя ни малейших признаков страха, она вполне могла создать проблемы при погрузке на баржу — именно в силу отсутствия инстинкта самосохранения. После нескольких минут совместных осторожных подталкиваний и подтягиваний им удалось водрузить животное на палубу, где оно и осталось стоять, как случайно ожившее каменное изваяние.

— Удивительная тварь, — заметил Кало. — Я зову ее Препоной. Если угодно, можешь использовать ее в качестве стола или подпорки.

— Меня от этих животных мороз по коже продирает, — передернул плечами Жук.

— Ой, не знаю, — покачал головой Кало. — Меня так от них продирает не просто мороз, а жуткий мороз. Только неопытные новички и полные недоумки соглашаются иметь дело с Кроткими лошадьми. Впрочем, наш эмберлинский торговец как раз из таких.

Обсудив эту тему, Кало и Жук застыли в молчании. Шли минуты, а они все так же неподвижно стояли под жаркими лучами южного солнца. Со стороны могло показаться, что команда баржи терпеливо дожидается пассажира, который должен выйти из «Скромного жилища».

Прошло еще немного времени — и пассажир действительно появился на набережной, спустился по ступенькам причала и деликатно покашлял, чтобы привлечь их внимание. Это был Локки Ламора собственной персоной, но изменившийся до неузнаваемости: волосы гладко зачесаны назад и уложены с помощью розового масла; грим на лице заострил скулы и сделал щеки более впалыми; глаза скрылись под очками в оправе из черного перламутра, отблескивающими серебром на солнце.

Теперь на нем был черный жесткий кафтан эмберлинского покроя — тесно облегающий в груди и свободно расходящийся от пояса, скупо отделанный серебряными нашивками. Талию охватывал двойной кожаный ремень с блестящими серебряными пряжками. Из-под воротника спускался черный присборенный шейный платок из тончайшего шелка, заложенный в три складки, которые теребил горячий ветер. Икры обтягивали серые чулки с серебряными стрелками, на ногах были туфли из акульей кожи — на высоком каблуке, с пучками черных атласных лент. Выглядело это весьма нелепо, словно к ступням прилепились какие-то фантастические тепличные цветы. Каморрское солнце отнюдь не испытывало снисхождения к сему наряду, рассчитанному на куда более северный климат — на лбу Локки уже выступили мелкие капельки пота, блестя, как крошечные бриллианты.

— Меня зовут Лукас Фервит, — произнес Локки ровным невыразительным голосом, лишенным привычных модуляций. Сейчас в его речи прорезался легкий намек на резкий вадранский акцент, вкрадчиво проникающий в естественный каморрский выговор, словно разные слои в коктейле — один в другой. — На мне одежда, которая через несколько минут насквозь пропитается потом. Я настолько глуп, что путешествую по Каморру без всякого оружия. И к тому же, — добавил он с неожиданным сожалением в голосе, — я абсолютно вымышленный персонаж.

— Примите мои соболезнования, мастер Фервит, — ответил Кало. — Может быть, вас утешит тот факт, что лодка и лошадь готовы к вашему большому выезду.

Локки осторожно спустился на борт баржи, покачиваясь на ходу, как человек, который долгое время провел в море и отвык от неподвижности под ногами. Прямая спина, скованные движения… Он носил манеры Лукаса Фервита, словно еще один незримый предмет одежды.

— Мой помощник появится с минуты на минуту, — сообщил Локки-Фервит, когда они оба оказались на палубе. — Его имя Грауманн, и он тоже страдает от своей нереальности.

— О милосердные боги! — вздохнул Кало. — Должно быть, это заразно.

На мощеном пандусе показался Жеан, тянущий на себе сто двадцать фунтов конской упряжи и кожаных мешков, битков набитых разными товарами. Его наряд состоял из белой шелковой рубахи, плотно обтягивающей живот и изрядно промокшей от пота, и черной куртки с короткими рукавами; шею украшал щегольской белый платок. Волосы он старательно расчесал на прямой пробор и обильно смазал каким-то темным маслом. Казалось, будто неведомый шутник нахлобучил ему на голову две шерстяные подушки.

— Мы опаздываем, Грауманн, — начал выговаривать ему Локки, заложив руки за спину. — Поспешите; и перестаньте изображать из себя вьючную лошадь.

Его помощник поспешно переложил груз на спину Кроткой кобылы, на что та никак не отреагировала. Затем Жеан нагнулся и надежно закрепил упряжь у нее под брюхом. Жук передал шест Кало, отцепил веревку от кнехта, и баржа наконец-то тронулась с места.

— Вот будет смешно, если именно сегодня дон Сальвара изменит своим правилам, — пробормотал Кало.

— Можешь не волноваться, — отозвался Локки. Теперь, на барже, он говорил своим обычным голосом, но по-прежнему сохранял осанку Лукаса Фервита. — Он свято чтит материнские заветы. К тому же когда дело доходит до привычек, он надежен, как водяные часы.

— Твои бы слова да богам в уши, — откликнулся Кало, с легкостью орудуя шестом. — В конце концов, если ты ошибешься, не мои яйца взопреют. Это тебе приходится в самый разгар Парфиса таскать на себе черную шерстяную тряпку в десять фунтов весом.

Они продолжали двигаться вдоль Анжевены, и вскоре справа показался западный конец Храмового района. Его границу отмечал перекинутый через реку прозрачный стеклянный мост. Когда баржа нырнула под него, друзья заметили стоящего на мосту в пятидесяти футах над их головами худощавого темноволосого мужчину, как две капли воды похожего на Кало. Как бы случайно Гальдо Санца выронил надкушенное красное яблоко, которое с тихим всплеском упало в воду в нескольких ярдах от баржи.