Ответный удар - Михаил Ахманов Страница 14

– Правильный вывод, мой мальчик. Бино фаата, Эби Макнил, твоей матери, Павла Литвина, Рихарда Коркорана и тех дней, которые они провели пленниками в чужом корабле. Ну и других любопытных моментов и забавных личностей вроде Гюнтера Фосса, спасителя Земли… Здесь, на этом диске, полный отчет о случившемся, и ты его просмотришь, когда я уйду. Но сначала мы поговорим… Скажи, ты замечал за собой что-нибудь странное?

– Странное? Нет, Клаус… пожалуй, нет.

– Нет? Я подскажу тебе, Пол. Тебя не удивляет, что ты говоришь на фаата'лиу?

– Ты тоже на нем говоришь.

– Мне сделали операцию, сложную операцию на гортани. Видишь ли, Пол, голосовые связки, нёбо и язык у бино фаата устроены чуть иначе, и люди Земли просто не в силах овладеть необходимым произношением. Только мы с тобой, если не считать особых трансляторов-вокодеров… Но это не самое главное… не самое главное для тебя. Важнее другое. Я замечаю, что ты улавливаешь смысл незаконченной фразы, а иногда – невысказанную мысль. В последние годы, когда ты вступил в пубертатный период, все чаще и чаще… Ты не думал, как это получается? Не вздрагивай, в этом ничего плохого нет. Такой уж у тебя дар, мой мальчик.

– Клаус, теперь я понимаю, о чем ты говоришь. – Пауза. – Клаус… мне страшно, Клаус…

– Ты не должен бояться. Это не уродство, Пол, это, так сказать, наследственный дар. Ну-ка напрягись, загляни в мое сознание, прямо в мозг… Сколько там извилин у старины Клауса? Пяток наберется?.. Ну вот, ты уже улыбаешься…

– Оттого, Клаус, что мне стало еще страшнее. Наследственный дар? Почему наследственный?

– Потому что Рихард Коркоран не был твоим отцом. Я объясню тебе… сейчас объясню… ты только внимательно слушай…

Смоленск, зима 2102 г.,

усадьба в микрорайоне Холмы

– Мама, Клаус сказал мне…

– Я знаю, о чем сказал Клаус, и не хочу об этом говорить. Ты мой сын, Пол, плоть от плоти, кровь от крови… Этого достаточно.

– Конечно, мама. Но я все-таки спрошу… нет, не о том, что с тобой сделали на корабле, я про другое. Клаус дал мне отчет, и там было про метаморфа, про этого Гюнтера Фосса… Это не выдумки? Ты сама его видела?

Вздох облегчения.

– Видела. Своими собственными глазами.

– Расскажи!

– Дядя Павел знает больше. Когда он вернется…

– Когда он вернется, я его спрошу, но ты тоже должна рассказать! Откуда он взялся, этот Фосс, и как он выглядел? И что он делал? И почему он…

Смоленск, март 2105 г., урок в 12 классе

1-й Смоленской гимназии

– …Если обратиться к русской – точнее, к российской литературе того периода, мы легко заметим тенденции разочарования и нигилизма, что объясняется общей ситуацией в стране в конце двадцатого – начале двадцать первого веков. Развал великой державы, резкий спад экономики и обнищание населения с одной стороны, а с другой – безграмотные нувориши, ленивые чиновники и жадные олигархи, устроившие пир во время чумы – такой видится нам Россия тех лет, что, разумеется, нашло отражение в литературном процессе. Если мы обратимся к творчеству таких писателей, как…

– Паш, а Паш…

– Что, Серега?

– Ты новую девчонку видел? Ту, что в девятый пришла?

– Какую девчонку?

– Верку Ковалеву. Я ее сканером… пару раз… незаметно… Держи, щас переброшу снимки на твой покетпьют… [16]

– Щас нас засекут и выкинут из блока. Забыл про контер [17]?

– …Период упадка, который мы сегодня рассмотрим, продлился до двадцатых-тридцатых годов двадцать первого столетия и породил, в частности, особый жанр литературы ужасов. Если мы обратимся., например, к роману «Нет»…

– Забудь про контер, я его немного подкрутил. Ты погляди, Пашка, какая девочка! На второй снимок погляди! Этот я сделал снизу, когда она по лестнице шла… Ка-акие ножки!

– Да ведь она совсем малявка! Пятнадцать лет в обед!

– Ну, и мы еще не старики. Я, во всяком случае. А потому…

– Ты что там с контером сделал, Серега? Вышли уже на нас, вышли! Ты что в нем крутил, охламон?

Перерыв в трансляции лекции,

– Седьмой блок! Семенов и Коркоран! Вон из аудитории!

– Ольга Васильевна, да мы…

– Семенов, я сказала вон – значит, вон! Я вижу, что на ваших экранах! И если вы еще раз посмеете…

Смоленск, май 2105 г.,

усадьба в микрорайоне Холмы

– Мама, это Верочка.

– Здравствуй, милая. Я Эби. Ты учишься с Полом?

– Нет, тетя Эби, я только в девятом. Биологический курс.

– Да, конечно. Ты совсем… – заминка, – совсем юная.

– Мама, ты хотела сказать: совсем ребенок.

– Пол, важно не что я хотела сказать, а что сказала. Вера не ребенок. Юная девушка – так будет точнее. И очень симпатичная. Даже удивительно, что она обратила внимание на такого рыжего недоумка.

– Спасибо, тетя Эби. Мне пятнадцать, но я постараюсь быстрее вырасти.

– Не торопись, детка. Мы все растем, а потом стареем, и с этим ничего не поделаешь… Тебе нравится у нас?

– Очень! Такой чудесный сад! И сирень… Я люблю запах сирени.

– Пол, ты мог бы нарезать букет для Веры. Ты ведь слышал, что девушкам нужно дарить цветы?.. Заходи в дом, милая. Выпьешь чаю?

Смоленск, июль 2105 г., вечер, березовая

роща в микрорайоне Холмы

– Когда ты улетаешь, Павлик?

– Послезавтра, моя ласточка.

– В Байконур?

– В Байконур.

Тяжелый вздох.

– Это так далеко… Ты меня забудешь…

– Скорее я позабуду, что по утрам восходит солнце…

Звук поцелуя.

Байконурская Космическая Академия ОКС,

август 2105 г.

– Куррсанты, рравняйсь! Смиррно! Ты, рыжий, захлопни пасть и не скалься! Повторите, кто я такой!

– Сержант Кокс, сэр!

– Не слышу, шавки вонючие!