Султан Луны и Звезд - Том Арден Страница 14

Джем перегнулся через ограждение. Корпус корабля был окутан густым туманом, но из окна каюты лорда Эмпстера лился яркий свет. Там горел ослепительный вращающийся столбик пламени — в точности так, как рассказывал Раджал.

— Но что же это может быть такое?

— Что-то темное и злобное, не сомневаюсь!

— Радж, подержи меня за ноги.

— Что?

Они переговаривались взволнованным шепотом.

— Это не лампа, не огонь... не обычный огонь.

— А я тебе что говорил?

— Да-да, и теперь я хочу рассмотреть получше, что это такое. Если я свешусь за борт пониже, я смогу заглянуть в окно.

Раджал испугался.

— Он тебя заметит!

— И что с того? Он — мой опекун!

— Хорош опекун! Заперся в каюте и носа оттуда не высовывает! Почему бы тебе тогда просто не пойти и не постучаться к нему?

— Тогда он спрячет эту штуку... то, от чего исходит это свечение. — Почему Джем решил, что все будет именно так, он и сам не знал, но почему-то не сомневался, что в этом свечении скрыта какая-то тайна, страшная и опасная тайна. — Ну, давай хватай меня за ноги.

Раджал скорчил недовольную гримасу. От его опьянения уже почти следа не осталось. Они с Джемом словно бы неожиданно поменялись местами, и Радж стал самим собой — рассудительным, разумным, пытающимся удержать друга от необдуманного, рискованного поступка.

Как только Джем встал у ограждения и приготовился свеситься вниз, Буби начала визжать. Она свирепо размахивала хвостом и принялась хватать лапами поочередно то Джема, то Раджала.

— Ой, сбрось ты эту мерзавку за борт! — в сердцах крикнул Джем.

Они оба бросились к плешивой проказнице, но та успела отпрыгнуть в сторону и поспешила к вантам. Только потом, гораздо позже, Раджал догадался, что обезьянка пыталась, как могла, предотвратить несчастье. Теперь же он встал покрепче, ухватил Джема за лодыжки. Джем дернулся, но Раджал не отпускал его.

— Будь осторожен, Джем!

— Это ты будь осторожен!

Джем висел за бортом вниз головой. Он почти сразу пожалел о своем дерзком замысле. Одно то, что у него кровь прилила к голове, было ужасно, а тут еще рот наполнился желчью. Он с трудом сглотнул горькую слюну, ухватился за выступ оконной рамы, еще немного продвинулся вперед, к светящейся спирали. Как ярок был свет!

— Еще чуть-чуть.

— В эту сторону?

— Наоборот. А теперь немного вниз, совсем капельку.

Наконец голова Джема опустилась ниже верхнего края окна. Таинственный свет ударил ему в глаза. Он зажмурился.

Вот тут-то и начались неприятности. Кожаный мешочек с кристаллом потянуло вниз, он оказался на уровне подбородка Джема. Только пуговица на вороте помешала цепочке сорваться с шеи Джема. Он инстинктивно сжал пальцами ткань рубахи.

И тут он все увидел.

Джем дико закричал.

В это же самое время, далеко, посреди песчаных барханов пустыни, вот-вот должна произойти еще одна странная сцена. Под ясным, усыпанным множеством звезд, небом, вокруг походных костров расположились странники в длинных белых одеяниях. Людей было много, и их лагерь широко раскинулся посреди песков. На заре они должны были оседлать верблюдов и снова тронуться в путь, и потому теперь многие крепко спали, но некоторые все еще сидели у костров, курили, перебрасывались шутками, предавались играм. Все караванщики были мужчинами — крепкими, выносливыми, свирепого вида, с глазами, взгляд которых остротой был подобен клинку.

Окажись рядом с ними случайный наблюдатель — он бы сразу догадался, что это не простые караванщики. То были не купцы, не паломники, они не были одеты в форму унангского войска. Но вот если бы наблюдатель сам оказался унангом, он бы, без сомнения, сразу понял, кто это такие. В некотором роде это все же было именно войско. Сердце этого наблюдателя наполнилось бы страхом, и ему бы оставалось только надеяться на то, что эти люди, уэбины, направляются не туда, откуда он пришел, и уж тем более не туда, куда он теперь держал путь.

Засидевшиеся у костров караванщики заводят песню. Странно слышать ее здесь, посреди суровых песков, — странно, ибо если не мелодия, то слова этой песни излишне невинны. Эта песня показывает, как важны те события, что должны вскоре произойти.

ЗАПЕВ:

Время может тянуться и быстро бежать,

Каждый радость супружества должен познать.

Ты с избранницы глаз ни за что не спускай.

Завоюй, подкупи и в огне искупай!

ПРИПЕВ:

А женился — гори, пламеней, полыхай,

За поленом полено в костер, не зевай!

Все печали подряд,

Все невзгоды подряд

На любовном огне

Словно щепки, сгорят!

Но теперь мы отведем взгляд от отдыхающих караванщиков и переведем его на того, кто сейчас не с ними. Этот человек не спит, он обходит лагерь стороной и, крадучись, уходит за страшные, мрачные, безлюдные барханы. Вскоре он скрывается с глаз, и до него доносятся только еле слышные отголоски песни:

Жены дорого стоят, увы, спору нет!

А прелестницу купишь за пару монет.

И с прелестницей сможешь на ложе возлечь,

И ее сможешь ты пылкой страстью разжечь!

И тогда ты гори, пламеней, полыхай...

Человек улыбается — с трудом удерживается от смеха. О да, есть девушка, которую он в самом скором времени искупает в пламени любовной страсти! Он опускается на колени, воздевает руки к небесам. Еле слышны голоса из-за барханов, и вдруг перед странником возникает золотистое видение. Да, да, он знал, что не ошибается! Он почувствовал зов, как чувствуют боль.

— О, Золотой, правда ли это? Ты скоро будешь в этих краях?

— Уэбин, как ты мог сомневаться в моих обещаниях?

— Никогда! Но я надеюсь, все идет хорошо?

— Надейся! Но могу ли я надеться на то, что ты сыграешь свою роль, как подобает?

— Не меня ли зовут Рашид Амр Рукр? Я только надеюсь, мой повелитель, что я смею надеяться на тебя.

— Глупец! Разве тебе не известно мое имя?

— Я мог бы догадаться, мой повелитель. Думаю, я догадываюсь верно.

Рашид Амр Рукр набирается смелости и смотрит прямо в глаза золоченой фигуры. Другой на его месте благоговейно пал бы ниц. Но неземной собеседник шейха протягивает руку и помогает предводителю уэбинов подняться с песка. Теперь золотое сияние окутывает Рашида, и в сознание его проникает множество знаний и обещаний. Экстаз наполняет его, когда он думает о том, какая власть будет вскоре дарована ему.

А караванщики добрались до последнего, кульминационного куплета.