Провидение зла - Сергей Малицкий Страница 14

Принц стянул ночную рубаху, провел ладонями по груди. Пять дней уже минуло, как лаписский королевский кортеж вошел в ворота Ардууса. Пять дней минуло, как из ельника, в котором Окулус, Вентер, Сор и непоседа Кама разбирались с магической ловушкой, ударила молния, и вот, пожалуйста, – даже следа не осталось на коже, только легкий синеватый узор, словно морозом на стекле выткан. А ведь в первое мгновение показалось, что конец пришел принцу Лапису. Хотя что там показалось, он даже грохота не услышал. Вспыхнуло что-то, встряхнуло так, что почернело в глазах, а когда отпустило, оказалось, что и пары секунд не прошло. Тошнота, которая мучила Игниса с прошлого вечера, куда-то делась, словно впитала неожиданный удар и отправилась тяжелым камнем на дно желудка. Только на груди у сердца расползлось синее пятно, но и оно уже почти сгинуло.

А ведь придворный маг короля Ардууса – Софус, который по просьбе королевы Фискеллы осмотрел ее сына, показался Игнису весьма обеспокоенным. Нет, он не смог сказать, чей наговор едва не отправил лаписского принца к праотцам. Долго жмурился, теребил тонкими сухими пальцами глухой воротник рубашки, пока не вымолвил, что заклинание действительно было направлено не против принца, а против какой-то магии, следов которой он обнаружить не может. Заметив сдвинутые брови королевы Фискеллы, Софус побагровел и добавил, что общий рисунок заклинания схож с заклинаниями воды, но след его более всего напоминает заклинание огня, а уж тот лад, что описала магу Кама, так и вовсе мог обернуться и заклинанием земли, и заклинанием воздуха, что не имеет особого значения, поскольку на высших ступенях магического мастерства школы колдовства смыкаются. Ведь даже диковинная магия прайдских жрецов, которая обращена к древесным силам, ничто без воды, земли, воздуха или огня. Фискелла, которая была всерьез обеспокоена случившимся, потребовала подтверждения, что колдовство оказалось опасным и было сотворено магом высшего посвящения, может быть, даже великим орденским мастером, но так ничего и не добилась. Софус кивал, но одновременно с этим бормотал, что нет в Ардуусе ни одного сильного орденского мага, еще не прибыли, хотя орденские башни с милостивого разрешения короля Ардууса уже достраиваются. А если б и был, то вряд ли бы осмелился на запрещенную в здешних краях магию. Ардуус – сильное королевство, и порядки в нем строгие, и если уж кто осмелился их нарушить… На этом месте собственного бормотания Софус закашлялся и зажмурился, как будто от ужаса, но Игнис ясно ощутил, что сквозь притворство проглядывает подлинный испуг ардуусского мага. Но не своеволие и мощь безымянного колдуна испугали его. И не то, что магия, оставившая след на груди принца, и в самом деле была направлена не против него, а против другой магии, следов которой ардуусский маг не отыскал. И даже не то, что молния, ударившая в грудь Игниса, куда бы она ни была нацелена, должна была, без сомнения, выжечь ему сердце, как выжгла она сердце лошади Камы, хотя самой девчонке не смогла даже толком опалить кожу, верно, удар все же был направлен на несчастного Окулуса. Нет, по другой причине трясло главного ардуусского колдуна, да так, что порой зубы начинали отстукивать произносимые им слова. Другое повергло его в ужас.

Его испугал напор невидимого течения судьбы, что издревле приводил в движение народы и государства и который поднял на своих пенных гребнях некоторые атерские королевства, и в том числе королевство Лапис и его принца выше других. Во всяком случае, отец объяснил Игнису ужас Софуса именно так. И еще сказал что-то о древних предначертаниях, которые не дают покоя мерзавцам и дуракам. Сначала, правда, посетовал, что каким бы увальнем ни был старик Окулус, свое дело он исполнял неукоснительно, а найти мага в Ардуусе не так легко. Хорошо, что магические ордена наконец получили разрешение на строительство башен в самом большом атерском городе, но ордена не отдают своих магов в услужение королям, а найти хорошего колдуна на улице, да еще такого, чтобы доверить ему магическую охрану королевского семейства, дело невозможное. Те, кто более прочих способен к магии, выявляются и берутся под покровительство орденами еще с младенчества, те, что похуже – подгребаются храмами, а в Ардуусе король Пурус еще недавно не давал разгуляться ни тем, ни другим, так что поломать голову придется. Обычно, когда гибнет или умирает старый маг, новым магом становится его ученик, но Окулус учеников не оставил, ибо отдавал все силы воспитанию королевских отпрысков. А у Софуса, который, как бы ни трясся от ужаса, все равно был одним из сильнейших магов в Анкиде, учеников не было вовсе, и кстати, по той же причине.

Король говорил с Игнисом еще о чем-то, давал какие-то советы, но принц видел, что голова отца занята другим, и если синее пятно на груди его сына и беспокоит короля, то лишь постольку, поскольку оно является частью огромного пятна, наползающего тенью на Лапис и на все королевства атеров сразу. Выходит, древние предначертания беспокоили не только дураков? Неужели затертые сказки о проклятии тех атеров, что после великой войны остались с этой стороны гор, правдивы? Да и какие сказки? Их уже было столько…. Взять те же шесть камней, которыми пугают детей в атерских королевствах последние пятнадцать лет, с тех пор как по ярмаркам Анкиды разнеслась весть об их скором возвращении. Какие тогда королевства назывались? Тимор, Ардуус, Лапис, Фидента, Утис и Хонор? Шесть! Тогда почему должен бояться один Лапис? И почему бояться? К тому же за эти пятнадцать лет ходило еще столько слухов, и каждые следующие противоречили предыдущим. И назывались уже и другие королевства, и другие проклятья. И где они все? Но даже если те, давние слухи, полнились истиной, что теперь? Кто-то из диких, не орденских колдунов принял эти слухи за чистую монету и выставил ловушку на южной тропе, чтобы выжечь или выкрасть один из шести камней, что должен был достаться Лапису? Так нет его! Ни камня, ни камешка, ни песчинки? Неужели Игнис бы не заметил? Тошнота была, съел что-то не то, не он один мучился, Кама тоже последний день ехала с зеленым лицом, но камня не было. Ни в каком виде! Если, конечно, этот удар молнии и не выжег его. Но не было на груди у Игниса ничего; ни видимого, ни невидимого! Не только его младшая сестрица способна различать магию, он тоже не промах, так что обмануться не мог. Или он чурбан, на который можно навесить любые побрякушки, а потом выжечь их ударом молнии, а он будет только почесываться и удивляться? Не он первый, не он последний. Или не бродили все прошедшие с великой битвы почти полторы тысячи лет слухи о возвращении камней? Сначала через десять лет, потом через пятьдесят, потом каждые пятьдесят! Да в любом трактате упоминается об этих ожиданиях! Где их только не выискивали, на кого только не пророчили, и чем это все кончилось? Если не считать отравленной Сухоты – ничем! Нет их. Потеряны. Рассыпались в пыль. Сгорели и рассеялись. И что делать в связи со всей это маетой принцу Лаписа? Готовиться к победе в турнире! Хотя еще немного близости никак не могло ему помешать.

…Дверь заскрипела. Шевельнулся полог, и в комнате оказалась Тела, жена младшего брата короля. Тетушка, как ласково звал ее Игнис. В ту же секунду сквозь уличный шум донесся гул ардуусских часов, отбивающих полночь. Катта не спала. Тела повела подбородком, служанка сползла с постели и, сверкая ягодицами и прижимая к груди исподнее, исчезла. Только тогда Тела стала раздеваться сама. Скинула капюшон сюрко, распустила завязи, вовсе освободилась от безрукавки. Затем стала расстегивать котто. Сбросила его на пол. Шагнула вперед, потянула шнуровку на шее, отпустила камизу, которая сползла с плеч, и тоже легла на пол. Языки пламени в лампах вздрогнули, затрепетали, блики, пробежавшие по силуэту тетушки, напомнили о том, что, несмотря на свои сорок два года, Тела по-прежнему прекрасна. Да, Катта юна, но что останется от ее юности через несколько лет? Хотя так, как прижималась к Игнису Катта, не прижимался никто. А вот Тела сама прижимала его к себе. Теперь прижимала. Хотя и она умела быть юной и слабой. Но не теперь.