Паломничество жонглера - Владимир Аренев Страница 14

К'Дунель резко обернулся к гвардейцам, велел светить получше и повторно осмотрелся. На сей раз внимание Жокруа привлекли две детали: идолы Остроклыкой и Яркокрылого остались на своих постаментах, хотя вокруг них явно кипело сражение… («Сражение деревянных фигур. Да ты не безумен ли, капитан?» Нет, он знал, что не безумен. Достаточно было вспомнить то, что случилось в позапрошлом году в Таллигоне…)

К'Дунель шагнул к идолу Яркокрылого и, не вполне понимая зачем, постучал по деревянному боку.

Гулкое эхо в ответ и тягостное поскрипывание качнувшегося крыла. Пустота — мертвая, безразличная.

Теперь госпожа этого месяца, Кабарга Остроклыкая. Жокруа еще только шел к ней, а уже видел ответ на свой вопрос. Деревянные клыки и копыта идола были вымазаны чем-то алым. Нижняя челюсть оказалась поднятой, но стоило капитану прикоснуться к ней она упала с глухим стуком. Изнутри пахнуло смертью, и кровь, скопившаяся в челюсти, потекла по шее Остроклыкой.

Сами собой вспомнились строки из Запретной Книги: «И идолы их оживут, и станут терзать людей, яко же терзали они тело Его — и вновь низойдут в Ллаургин Отсеченный хвори, и беды, и муки, и смерть беспощадная».

За спиной заскулил пришедший в себя жрец Тунилюк.

— Вставьте факелы в гнезда и подите разгоните толпу, — устало велел К'Дунель гвардейцам. — Артистов — в фургоны, и пусть сидят, пока у меня не найдется на них время. А этого выведите отсюда, я сейчас с ним поговорю, но нечего ему смотреть… — Оборвал, махнул рукой — и так понятно.

Вывели.

Сейчас… сейчас Жокруа поговорит с лысым Тунилюком и порасспросит, как выглядела храмовенка до… всего. А потом отпустит на все четыре стороны. А потом…

В одном из «ползучих» входов, черными провалами зиявших по всему периметру храмовенки, кто-то шевельнулся. К'Дунель скользнул в тень («А вдруг, вопреки всякому здравому смыслу, — жонглер?!») — и тут же вышел навстречу выпрямлявшейся фигуре.

Не скрывая раздражения, процедил:

— А вы откуда здесь взялись? Я же велел сидеть в фургоне.

Узколицый трюньилец согнулся в смиренном поклоне. Впрочем, оправдываться не стал.

— Вы, кажется, хотели бы отыскать моего рыжего сотруппника, который столь неожиданно покинул нас. Я знаю, куда он может направиться.

Жокруа пригляделся к трюньильцу повнимательнее. Неужели правду говорит? Или попросту господа артисты решили навести «псов в мундирах» на ложный след?

— Знаю, — кривенько усмехнулся трюньилец, — думаете, я пришел, чтобы ввести вас в заблуждение. Но это не так. Просто у меня есть причины выдать вам Гвоздя. Во-первых, его жена, Лютен, спала со мной. И он это знает — знает и делает вид, что ему всё равно. Но вы же понимаете, такое не прощают.

— Ну а во-вторых?

— А во-вторых, я ухожу из труппы. Я прибился к ним, потому что так было удобнее всего добраться до Нуллатона… мы, конечно, еще не в Нуллатоне, но дальше я, пожалуй, отправлюсь один.

— Допустим, — сказал К'Дунель, — допустим, всё, сказанное вами, правда. И куда же, по-вашему, он собрался? — Трюньилец блеснул наглыми глазами:

— Туда, куда вы и намеревались его отвезти. В столицу, в Нуллатон.

— Почему?

— Потому что вы меньше всего ожидали, что он туда отправится. И, соответственно, тщательнее искали бы на других направлениях.

«В этом что-то есть, — подумал К'Дунель. — К тому же мне известны еще несколько причин, по которым Кайнор Мьекрский выбрал бы именно Нуллатон».

— А не боитесь встретиться со своим сотруппником в столице? — спросил он у трюньильца.

— Потому я пришел к вам, — просто ответил тот. — Чтобы вы поймали его. Поверьте, в противном случае я бы и пальцем не пошевелил. Всё-таки быть подонком очень и очень неприятное, знаете…

— Не знаю, но верю, — обронил Жокруа. — Ну что же, благодарю вас за содействие. Возвращайтесь в фургон и не беспокойтесь. В ближайшее время если вы и отправитесь в столицу, то лишь в составе труппы господина Жмуна и в сопровождении моих людей.

— То есть?!

— Я не имею предписаний арестовывать труппу, но я оставлю нескольких гвардейцев сопровождать вас до тех пор, пока вопрос с господином Кайнором не разрешится, так или иначе. И, опять же, до тех пор, пока он не разрешится, ни один актер не покинет труппу. Ступайте, господин…

— Ясскен, — выдавил тот. — Меня зовут Ясскен.

— Ступайте, господин Ясскен. И не тревожьтесь, мы будем очень тщательно искать Кайнора — и не забудем о вашей помощи. …Через «ползучий», пожалуйста, так же, как и пришли. — Жокруа непреклонно указал на отверстие в стене. — Во избежание ненужных подозрений, — пояснил он.

И подумал, что с огромным удовольствием наподдал бы сейчас под этот тощий зад сапогом — да нельзя.

«Интересно, заметил ли трюньилец то, к чему всё это время стоял спиной?» Вот Жокруа, стоявшему к Остроклыкой лицом, было очень хорошо видно, как непрестанно течет кровь из ее пасти.

Он подошел к идолу и захлопнул нижнюю челюсть, но кровь продолжала сочиться из щелей.

Тогда К'Дунель вышел из храмовенки, присел на перевернутую бочку и вынул из кармана шкатулку с порошком из лепестков кровяных цветочков. Уложил щепоть на тыльную сторону ладони («….как руки-то трясутся, как трясутся!») и жадно припал левой ноздрей.

Потом откинулся назад, упершись спиной в стену храмовенки, и попытался выгнать из головы хоровод запретных фраз:

«И идолы оживут… и станут терзать людей… и вновь низойдут хвори… и беды… и смерть беспощадная… ».

— Господин капитан! — позвали его. — Вы только посмотрите!..

Он посмотрел.

Перед ним стоял гвардеец и держал в руках окровавленную голову Кайнора Мьекрского, более известного как Рыжий Гвоздь.