Кровавый корсар - Аарон Дембски-Боуден Страница 14

— Да, госпожа, — тихо сказал горбун.

Рычание стихло, и в тишине раздался приглушенный щелчок пистолета, досылающего патрон в патронник.

Септимус протянул руку, чтобы убрать выбившийся из прически локон Октавии ей за ухо. Девушка почти прижалась щекой к его ладони. От ласкового прикосновения в груди разлилось тепло.

— Ты выглядишь замарашкой, — сказал Септимус со всей непосредственностью и энтузиазмом малыша, сообщающего хорошую новость.

Октавия отстранилась еще до того, как он успел убрать руку.

— Ага, — сказала она. — Ладно. Спасибо за ценное наблюдение.

Идиот.

— Что?

— Ничего.

Услышав ее ответ, служитель снова зарычал на Септимуса — наверняка уловил раздражение в голосе хозяйки. Наблюдательный малый. Она чуть снова не похлопала его по плечу.

— Все еще не утихомирились? — Септимус оглянулся на расходящихся людей и подавил вздох. — Сложно убедить их в том, что судно не проклято, когда нас убивают наши собственные хозяева.

Поколебавшись, он вновь обернулся к ней:

— Я по тебе скучал.

Неплохая попытка, но так легко она не сдастся.

— Тебя долгое время не было, — заметила она, стараясь сохранять нейтральный тон.

— Похоже, ты на меня обижена. Это потому, что я назвал тебя замарашкой?

— Нет.

Она с трудом сдержала раздраженную гримасу. Идиот.

— Все прошло хорошо?

Септимус откинул нечесаные волосы с лица.

— Да. Почему ты сердишься на меня? Я не понимаю.

— Да что ты! — Она улыбнулась.

Потому что ты уже три дня на корабле, но так и не зашел повидать меня. А еще друг называется.

— Я не сержусь.

— У вас сердитый голос, госпожа.

— Ты вроде бы должен быть на моей стороне, — огрызнулась она на служителя.

— Да, госпожа. Простите, госпожа.

Октавия попыталась сменить тактику.

— Убийства. Это был Узас?

— На этот раз да. — Септимус снова заглянул ей в глаза. — Первый Коготь забрал его на тюремную палубу.

— Его схватили. А скоро к нам присоединятся новые члены команды. Может, это успокоит остальных, и все вернется к норме.

Септимус улыбнулся своей кривой улыбкой.

— Я уже давно твержу тебе: это и есть норма.

— Как скажешь, — фыркнула девушка. — На что похож был «Вопль»? Я имею в виду, изнутри станции.

Септимус усмехнулся при воспоминании.

— Он заблокировал все сканеры. Каждый ауспик был забит помехами. Потом он отрубил все вокс-установки, но это еще не все: на станции выключился свет. Не знаю, входило ли это в планы Делтриана и Вознесенного и как оно работает, но я порядком удивился.

— Приятно слышать, что ты отлично провел время.

Октавия снова собрала волосы в хвост и проверила, плотно ли завязана бандана.

— Для нас все было куда менее забавно. «Вопль» поглощает столько энергии, что невозможно представить. Двигатели почти остановились, а пустотные щиты не работали. Мне оставалось только сидеть и ждать целыми сутками, пока мы дрейфовали. Сильно надеюсь, что мы больше не будем его использовать.

— Ты же знаешь, что они — будут. Это ведь сработало, так?

Его ухмылка увяла, когда Октавия не улыбнулась в ответ.

— В чем дело? Что произошло?

— Ашилла сорсоллун, ашилла утуллун, — тихо сказала она. — Что значат эти слова?

Септимус выгнул бровь. Искусственный глаз щелкнул, стараясь подстроиться под выражение лица.

— Это стишок.

— Я знаю. — Девушка с трудом подавила нетерпеливый вздох. Иногда он проявлял редкостную несообразительность. — Что это значит?

— Это не переводится дослов…

Она предостерегающе подняла палец.

— Если ты скажешь мне «это не переводится дословно» еще один раз, я попрошу моего маленького друга прострелить тебе ногу. Понятно?

— Понятно, госпожа. — Служитель сунул руки под плащ.

— Ладно, — начал Септимус, наградив горбатого раба неприязненным взглядом. — На готике это не рифмуется. Вот что я имел в виду. А оба слова, «сорсоллун» и «утуллун», означают «бессолнечный», но с разными… э-э… чувствами. Это переводится приблизительно так: «Я ничего не вижу, и мне холодно». Почему ты спрашиваешь? Что случилось?

— Дочь Аркии. Рожденная-в-пустоте…

Руки Септимуса, обтянутые кожаными перчатками с обрезанными пальцами, легли на пояс с кобурами. Всего пять месяцев назад он был на похоронах девочки. Тогда на глазах родителей ее завернутый в саван трупик уплыл через шлюз в пустоту космоса вместе с телами множества других убитых рабов.

— О чем ты?

Октавия посмотрела ему в глаза.

— Я видела ее. Видела, пока ты был на станции. А неделю назад она со мной заговорила. Она сказала мне эти слова.

Дверь не открылась. Ее вынесло наружу в вихре обломков, наполнивших коридор дымом. Тревожные сирены немедленно взвыли, а ближайшие люки загерметизировались — автоматические системы корабля зарегистрировали вражескую атаку и риск пробития корпуса.

В дымном сумраке пять громадных силуэтов скользнули вперед. По их подсвеченным красным глазным линзам бежали потоки данных с целеуказателей.

Болтерные снаряды врезались в стены вокруг них, взрываясь с оглушительным грохотом сдетонировавшей гранаты и осыпая легионеров осколками стали и раскаленных гильз. Третий Коготь открыл огонь в ту же секунду, когда их «охотничье зрение» приспособилось к задымлению.

Талос выступил из тумана первым. Болты сдирали верхний слой брони с его боевого доспеха, и куски керамита сыпались во все стороны, обнажая искусственную мускулатуру. В мгновение ока преодолев расстояние, отделяющее его от противника, он по широкой дуге взмахнул мечом. Дисплей сетчатки вспыхнул мозаикой ярких рун — список полученных повреждений, а уже через секунду к ним присоединился монотонный и ровный звук. Доспех убитого перестал передавать жизненные показатели. На глазных линзах высветилось: «Гарий, Третий Коготь, жизненные показатели на нуле». Какой позор!

— Ты слишком долго сражался со смертными, — выдохнул Талос сквозь резкие уколы анальгетиков.

Доспех вводил быстродействующие наркотики прямо в его сердце, позвоночник и кровь, но вражеский огонь был слишком силен. Болтеры не могли так просто взять броню легиона — они действовали куда эффективнее против плоти, чем против керамита, — но, несмотря на насмешки Талоса, урон был ощутим.

Ему даже не понадобилось высвобождать клинок. Удар начисто снес голову Гария с плеч. Талос сжал в руке окровавленный ворот брони, не обращая внимания на кровь брата, заливающую перчатку. Мертвый Гарий превратился в щит из плоти и стали. Снаряды врезались в безголовый труп, пока Талос не швырнул его в ближайшего воина Третьего Когтя.