Корм - Мира Грант Страница 14

Его отвлекающий маневр позволил мне почти незаметно выскользнуть из машины. К ресторану пришлось пробираться через толпу — а толпу нынче редко где встретишь, разве что папарацци собираются на охоту. Краем глаза я заметила на тротуаре облаченных в полную экипировку полицейских, и вид у них был не очень радостный: они были наготове. Пускай ждут. Пока зафиксирован только один случай, когда вспышка вируса произошла из-за скопления профессиональных журналистов. Одна нервозная знаменитость (настоящая знаменитость — звезда комедийного сериала, а не надуманный герой реалити-шоу) не выдержала, вытащила из сумочки пистолет и открыла стрельбу. Присяжные, кстати, признали виновной ее, а не папарацци.

Недалеко от полисменов стоял какой-то вестник и прочесывал взглядом толпу. Он тихонько кивнул мне, и я кивнула в ответ, обрадованная, что он не пытается привлечь ко мне внимание. Очень мило с его стороны. Надо запомнить лицо: если его сайт попросит у меня интервью, я соглашусь.

Ирвины толпы не боятся: если ты в силу профессии постоянно надеешься застать и запечатлеть вспышку вируса, то, в отличие от вменяемых людей, сам пойдешь туда, где может случиться трагедия. Сочинители либо избегают больших скоплений народа, как простые обыватели, либо свято верят, что не заразятся (такого ведь нет в их сценарии). Тогда они плюют на опасность и весело снуют туда-сюда. Вестники обычно ведут себя осторожнее — мы ведь прекрасно осведомлены о возможных последствиях. К несчастью, профессия все-таки обязывает нас иногда появляться на публике, и временами мы вынуждены присоединяться к папарацци, хоть и преследуем другие цели. Поэтому и у нас есть определенный навык — привычка находиться там, где одновременно собралось большое количество тел. Похоже на боевую проверку: сможешь выстоять среди кучи народу с фотокамерами и не сорваться — значит, готов к полевым условиям.

Я применила опробованную тактику «обойди толпу и смотри только на дверь». Шон и Баффи привлекли достаточно внимания, и ко мне никто не приставал. К тому же у меня прочная и вполне заслуженная репутация: из интервью со мной не выдернешь удачной цитаты для главной страницы, от такого интервью вообще толку мало — я ведь просто отказываюсь разговаривать.

До дверей оставалось всего десять футов. Девять. Восемь. Семь…

И вдруг до меня донесся нарочито радостный и бодрый голос:

— …и моя чудесная дочь Джорджия, которая возглавит выбранную сенатором Райманом команду блогеров!

С этими словами мама поймала меня за локоть. Я попалась. Вцепившись в мою руку, она развернула меня лицом к папарацци и едва слышно процедила сквозь зубы:

— Ты мне должна.

— Поняла, — прошептала я так же тихо.

Мы с Шоном довольно быстро поняли, какую именно роль играем в жизни родителей. Конечно, заподозришь тут неладное, если одноклассников даже в кино не пускают из-за страха перед зараженными, а тебя постоянно таскают за город в поисках опасных приключений. Шон их первый раскусил. Единственная, пожалуй, область, где он повзрослел раньше меня. Я вычислила Санта-Клауса, а он — маму и папу.

Мать самодовольно улыбалась, не ослабляя при этом железной хватки. Ее любимая поза для снимка (уже стотысячного по счету): эффектная ирвин со своей невозмутимой дочерью — полные противоположности, которых объединила любовь к новостям. Я как-то покопалась в публичной базе изображений на одном новостном сайте и при помощи специальной программы сравнила фотографии оттуда с нашими частными семейными снимками. В восьмидесяти двух процентах случаев, когда мать меня обнимает, это происходит на публике, под прицелом чужой камеры. Цинично с моей стороны, но почему, скажите на милость, всю мою жизнь она дотрагивалась до меня, только если кто-нибудь нас снимал?

Некоторые недоумевают, почему я избегаю физических контактов. Да потому, что меня несчетное количество раз использовали собственные родители: удачный снимок с дочерью — и рейтинги повысились. Единственный, кто меня обнимает без оглядки на правильно выставленный свет, — мой брат. И только его объятия мне и нужны, ничьи больше.

Поначалу черные очки защитили глаза от вспышек, но уже через минуту пришлось зажмуриться. Сейчас выпускают фотоаппараты, которые могут и в полной темноте снимать, как днем. Такие камеры, к сожалению, продают всем подряд, включая полных идиотов, которые не предупреждают тебя, что сейчас вылетит птичка. Благодаря мамочке, у меня несколько дней будет мигрень. Но деваться некуда: либо я уступаю сейчас, либо она весь вечер распинается на тему «хорошая или плохая у меня дочь». В результате все равно придется позировать, причем в два раза дольше. Нет уж, спасибо, лучше я зараженного енота поцелую.

На выручку неожиданно пришла Баффи. Она изящно проскользнула сквозь толпу (в нашем поколении уже немногие так умеют), взяла меня под руку и весело прощебетала:

— Миссис Мейсон, мистер Мейсон сказал, что наш столик готов! Если мы не поторопимся, его отдадут другим посетителям, и придется еще полчаса ждать следующего. — Баффи выдержала паузу и нанесла последний сокрушительный удар. — А следующий накроют не на террасе.

Прекрасно. Трапезы на открытом воздухе создают вокруг нашей семьи ореол таинственности: этакие отчаянные храбрецы. Так родители думают, не я. С моей-то точки зрения, имидж получается дурацкий: склонные к самоубийству кретины без особой нужды ужинают на улице и нарываются на укус оленя-зомби. Шон в данном случае держит сторону большинства: когда надо появляться на публике с мамой и папой, он просто мечтает о спасительном появлении этого самого зомби-оленя. Но брат признает, что ужинать на террасе глупо, а вот мама нет. Когда приходится выбирать между столиком снаружи (а фотографы нас и там снимут, хоть и издалека) и столиком внутри — ее решение очевидно. Могут ведь пойти слухи, что неустрашимая Стейси Мейсон испугалась…

Мать ослепила папарацци удостоенной награды (в самом прямом смысле) улыбкой, «порывисто» меня обняла и объявила:

— Ребята, наш столик готов. — Журналисты недовольно заворчали, но она улыбнулась еще шире: — Мы обязательно вернемся, так что можете пока перекусить. Возможно, получится выудить из моей очаровательной дочурки какое-нибудь важное заявление.

Под дружный грохот аплодисментов мама последний раз сжала мой локоть и ослабила хватку.

Я иногда удивляюсь: почему ни один из этих суперохотников за новостями не сумел поймать настоящее выражение ее лица, когда она не смотрит в камеру? Иногда сайты публикуют снимки, где мать не улыбается, но и это игра на публику: печальная женщина посреди заброшенной детской площадки или возле кладбищенских ворот. Однажды, когда нам с Шоном исполнилось тринадцать и мы заперлись в комнатах и отказывались выходить все лето, ее рейтинг упал до рекордно низкой отметки, и она позировала возле детского садика, куда раньше ходил Филип. Вот такая у нас мама — готова гибель родного ребенка продать.

Шон говорит, я сужу слишком строго, ведь мы зарабатываем на жизнь тем же самым. Но по-моему, в нашем случае все иначе: у нас нет детей, и мы торгуем только собой. И думаю, на это мы имеем моральное право.