Спасти Каппеля! Под бело-зеленым знаменем - Герман Романов Страница 14

— Ты говорил, что ему было Откровение? — Голос Колчака звучал серьезно, без малейшей иронии, которой было пропитано «образованное» общество, начитавшись атеистических учений.

— Это он сказал, а я ему сразу поверил…

— Я бы тоже поверил, — после долгой паузы отозвался адмирал. Моряки теперь только курили, молчали и лишь иногда переглядывались. Возможно, они бы и продолжили беседу, ну тут в вагоне раздались громкие голоса, среди которых господствовал арчеговский рык на нерадивых. Полковник кого-то распекал за промедление в ремонтных работах и требовал закончить бронирование батареи к сроку. Что за батарея, зачем ее бронировать, адмиралы не поняли и переглянулись.

— Не помешаю, господа? — В купе ворвался Арчегов, лицо осунувшееся от усталости. Моряки сделали попытку подняться с диванчиков, все же хоть и старше над полковником чинами и возрастом, но тот для них начальство, но были тут же придавлены за плечи сильными ладонями.

— Еще чего, — извинительно буркнул Арчегов и вытянул папиросу. Закурил, с удовольствием пахнул дымком и, ни к кому не обращаясь, высказал обуревавшие его мысли.

— Ну что за народ у нас? Всегда готовятся к вчерашней войне, а не к будущей! Чем только думают, господа начальники?!

— А в чем дело, Константин Иванович?

— Бюрократия, мать ее. Считают, что армия для штаба существует, а не наоборот. Бездельниками тыл забит, а на фронте нехватка лютая. А почему так? — Вопрос был чисто риторический, тем более Арчегов сам ответил:

— Канцелярщина и армия несовместимы!

Сказал, как рубанул, положив крепкий кулак на стол. В нем еще бурлило раздражение, а потому адмиралы ждали, что скажет им дальше молодой командующий армией.

— Почему у нас не командиры, а начальники дивизий? Причем без разницы — пехоты или кавалерии, линкоров или крейсеров. Да потому, что любой начальник бюрократ по определению. Какой закон у бюрократа главный? Начальству виднее, а потому не проявляй инициативу, а делай все по регламенту. Инициатива наказуема, а правильно написанная бумажка карьеру сберегает. И чем больше бумаги, тем чище задница!

Адмиралы были настолько ошарашены гневной тирадой полковника, что не обратили внимания на ругань, а это дало Арчегову время, чтобы взять себя в руки и успокоиться.

— Прошу простить меня за моветон, господа. Поймите правильно. Идет война, нужно спасти армию Каппеля и остановить красных. При нашей скудности ресурсов трудно и сложно обеспечить фронт всем необходимым — снаряжением, оружием, продовольствием, боеприпасами. Обеспечить в первую очередь, невзирая на тыл. У нас же в точности до наоборот — ни германская, ни гражданская война ничему не научила.

Колчак и Смирнов побагровели, а потом побледнели одновременно. И было отчего — адмирал вспомнил разутых и раздетых солдат, и тут же память услужливо показала веселящийся Омск, одетых в новенькое, с иголочки, штабных офицеров. А еще забитые склады, в которых интенданты хранили имущество — можно было одеть и снарядить десяток дивизий, но они придержали поставки на фронт. А теперь этим добром пользуются красные…

— Во Владивосток прибыл неделю назад французский пароход, привез два десятка новых аэропланов «Сальмсон». Генерал Розанов, несмотря на мой приказ, отправил в Иркутск только шесть, а остальные решил передать в Спасскую авиашколу, мотивируя тем, что пилотов приходится обучать на старых этажерках!

Колчак и Смирнов уставились на полковника с изумлением — они не понимали причину возмущения. Но если действительно учить не на чем. Арчегов только выдохнул воздух и принялся спокойно объяснять.

— Главный принцип войны заключается в концентрации всех сил и средств, и в их правильном распределении. Сейчас у нас втрое больше пилотов, чем аэропланов, причем откровенной рухляди. Летать на них невозможно, и фронт остался без авиации. Следовательно, нужно все новые аэропланы передать в армию, они ей принесут огромную пользу.

— А на чем учить пилотов? — осторожно спросил Смирнов.

— На рухляди! — безмятежно отозвался Арчегов. — Пусть лучше гробят этажерки, чем хорошие аэропланы. Напряжения войны старая техника не выдерживает, но при правильном уходе может служить обучению новых пилотов. Но учить без торопливости — куда спешить-то?! Большие поставки начнутся месяца через три-четыре, вот тогда и обеспечим все авиашколы нормальными самолетами. Нельзя терять опытных и умелых летчиков, один ветеран трех новобранцев стоит. А потому им нужно давать только самую надежную технику и лучшее оружие — они принесут большой вред врагу. А Розанов даже этой простой истины до сих пор не понял! Как и все другие «старые» генералы…

Моряки переглянулись — на щеках выступила легкая краска, которую полковник не разглядел в полутемном купе. Арчегов заговорил дальше, прикрыв глаза, словно вслух излагал потаенные мысли самому себе, не обращая внимания на адмиралов.

— Сейчас не может быть понятий мирного и военного времени. Борьба с большевиками потребует много усилий, она будет долгой. Потому суррогаты категорически неприемлемы. Я распорядился перевести все учебные заведения на два года обучения — нужно готовить нормальных офицеров…

— Но в частях постоянная нехватка…

— Оставьте, Александр Васильевич. На одного офицера сейчас приходится пятеро солдат. И это здесь, после всех чисток. А в армии Каппеля пропорция еще хуже. Зачем плодить столько недоделанных офицеров и какой с них прок за несколько месяцев обучения, если многие служат на солдатских должностях! Про генералов я не говорю — поголовье стремительно увеличивается, а вот качество получаемой шерсти неуклонно падает!

Адмиралов прямо передернуло от презрительного цинизма Арчегова, и Смирнов ожидал, что Колчак взорвется своей знаменитой истерикой. Но, к его удивлению, лицо Александра Васильевича разгладилось, желваки не ходили под кожей. И в глазах вспыхнул жгучий интерес.

— Но надо что-то делать, Константин Иванович?

— Сычев уже уволил практически всех генералов довоенного времени. Ни один из них не отвечает условиям маневренной гражданской войны. Переучивать их невозможно, только время зря тратить…

Арчегов непроизвольно зевнул и неожиданно клюнул носом. В другое время Смирнов счел бы это неуважением, но не сейчас. Красные воспаленные глаза, набухшие мешки под глазами, землистый цвет лица — все говорило о том, что полковник хронически недосыпает, вернее, практически не спит. А ведь он еще и воевал, руководил, командовал, писал. Чудовищный объем работы, с которым даже его молодой организм не справлялся.

— А почему вы сказали, что адмиралы к прошлой войне готовятся, а не к будущей?

— А к какой же еще? «Андрей Первозванный» был бы хорош в Желтом море, с его полностью бронированным бортом. «Шкура» как раз на средний калибр, шимоза, что напрочь сожгла эскадру Рожественского, ему не страшна. Но вся штука в том, что к двенадцатому году все страны строили дредноуты, против которых броненосцы никак не тянут. Это как сопливый мальчишка против вооруженного до зубов верзилы.