Подлодки адмирала Макарова - Анатолий Матвиенко Страница 14

Утро 3 октября оказалось штормящим, и погода ни при чем.

— Зря вы так, кэп, — выговаривал Джон, доставивший вчера начальственное тело домой из ресторации. — Привычку надо иметь. Даром что вы русский, хоть и немец.

Подводники пропустили мимо ушей путаные речи товарища, мешающего русские и английские слова. Им было плохо.

Морской кронштадтский ветерок отрезвил компанию. «Щука» встретила хозяев немым укором — вы резвились, а я осталась одна. Берг выбил трубку, извиняющимся движением погладил релинг и скользнул в люк.

За время постройки темное и тесное нутро стало ближе родного дома. Запахи смазки, мазутной гари, теплого металла, шумы механизмов, шипение воздуха и гул воды создавали на борту неповторимую атмосферу. Миниатюрность лодки придала ей особый шарм. На огромных океанских кораблях человек чувствует себя маленьким винтиком: людей много, и они теряются в бесконечных отсеках и переходах. Здесь капитан лично контролирует каждый кубический фут пространства.

Протиснулся Том, распространяя незабвенный аромат перегара. Заскрипели вентили в машинном. Пока котел наберет давление, еще раз оговорили задачу.

— Парни, для начала промеряем глубину и ярдах на десяти-двенадцати ляжем на дно, потом всплывем. Проверяем дифферент на застопоренной машине. Далее добиваемся плавного погружения заполнением дополнительной систерны. Учимся аккуратно уходить на перископную глубину одними рулями в движении на двух узлах. Понятно?

— Чего тут не понять, — Джон икнул и извинился.

Берг сделал запись в судовом журнале и отправился наверх отдавать швартовы. По соседству суетилась команда Александровского.

На этот раз отвалили подальше и чуть в сторону от судовых маршрутов. Как только манометры показали нормальное давление в котле и воздушных баллонах, Берг скомандовал «приготовиться к погружению» и «погружение». Лодка опять пошла вниз с уклоном на корму. Как только иллюминаторы затянуло полумраком, в машинном отсеке раздался звонкий удар, и в корпус хлынул целый водопад.

— Продуть главные! — заорал Берг, бросившись вниз отдавать аварийный балласт.

«Щука» ткнулась носом в дно, корма высоко задралась. Дышать стало невыносимо — часть воды мгновенно вскипела, попав на горячую топку. Бурлит воздух, вода продолжает прибывать.

— Где Джон?

В полумраке отсека, освещаемого двумя лампадками, из затопленной носовой части вынырнула голова ковбоя, на которую сверху полилась теплая соленая вода из машинного.

— Передние вентили открыты, лодка не всплывает!

— Кэп, давайте все трое в корму, дождемся, когда давление выровняется, и выплывем через задний люк, — предложил Том.

— Обождите. Джон, обе захлопки закрыл?

— Дьявол! — вместо пространных объяснений ковбой снова нырнул.

— Не поздно ли? — засомневался Том. — Весь сжатый воздух он мог в Балтику выдуть.

Американец выскочил на поверхность и хрипло схватил воздух.

— Левого борта закрыл. Отдышусь только.

И точно, лодка начала всплывать кормой вверх.

— Оставаться здесь, — рявкнул капитан, набрал полную грудь и нырнул в ледяную черноту.

Когда «Щука» высунула рубку из волн, вода в миделе плескалась по колено, нос затоплен до подволока.

— Качать ручной помпой!

На осушение ушло часа четыре. Наконец кормовой отсек избавился от воды, Том развел пары. Помпа с машинным приводом живо вытолкнула остатки воды за борт.

На обратном пути «Щука» поднялась из моря на фут сверх обычного и кренилась с борта на борт из-за малого балласта. С берега никто ничего не заметил. Подумаешь — отошли, погрузились, всплыли. Только морячок, бросавший швартовочные концы, удивленно промолвил:

— Мокрые все.

Разбор причин отложили до завтра. Джон пытался было шпынять «уголька», но тот вышел невиновным. Сломался стопор захлопки вентиляционной трубы, сиречь заводская недоделка. Объяснения — почему самый удалый член экипажа не завернул носовые захлопки и чуть всех не утопил — у ковбоя не нашлось.

— Не знаю, что и сказать. Страшно стало, как никогда в жизни. Когда с «кольтом» против пятерых ходил и то не боялся. А тут — темень, пар, теснота, ледяная сырость. Под водой в носу холодно и вообще черно, как в заднице Тома. Ну и того… Короче, подвел я вас.

— Делаем выводы. — За неимением лучшей обстановки Берг восседал на пустой бочке в пяти ярдах от «Щуки». — Их много. Первое и главное. По пьяному делу да с похмела к кораблю и близко не приближаемся. Что в обычном флоте не гоже, на подлодке — смерть.

Соучастники потупились и пожали плечами. Возразить нечего.

— Далее. Моя и Бурачека ошибка, да и вы не подсказали. Люки открываются наружу, а обе захлопки внутрь. Рано или поздно их непременно должно выдавить. Духовую трубу режем. Герметизироваться она будет на рубке с открыванием наружу. На дымовой трубе клапан ставим подобным образом. Обязанность их закрывать переходит ко мне. Отныне общее правило — все люки, лючки, клапана прочного корпуса открываются наружу и прижимаются давлением.

— Мастер, вы обещали выхлоп в воду организовать.

— Помню, Том. Газы после топки придется охлаждать и вентилятором отводить. Пока не будем усложнять. Третье. После погружения захлопки главного балласта закрывать не медля. Чтобы воздух при всплытии зря не расходовался. И четвертое. Мы достойно себя показали. Лодку не бросили, в истерику не впали, разрешили аварийную ситуацию. Сами справились и своим ходом вернулись к причалу. Джон, не страшно снова под воду отправиться?

— Доверите? Больше не подведу. Только просьба есть.

Джон ковырнул сапогом брусчатку, словно нашкодивший отрок.

— Вы нами по-русски командуете. Пока соображу…

— Просьбу понял. Отказано. Я обещал тебе службу на флоте. «Щука» — русский корабль, хоть пока не военный. На его борту отныне будет только русский язык. Это я говорю тебе как немец англосаксу.

Американец ленился. Он вполне прилично понимал и говорил, иногда вставляя английские слова и не в силах освоить русское построение фраз. Том продвинулся гораздо дальше.

Переделка клапанов заняла у умельцев Кронштадтского пароходного завода две недели, заодно поспели баллоны. До середины ноября учились ходить под водой на сжатом воздухе, получая насмешки от экипажа Александровского. Дважды рвало трубу высокого давления, на глубине сорока пяти футов открылись новые течи. День в море — два дня в ремонте.

Когда над Балтикой закружились первые белые мухи и даже настырная команда фотографа начала готовиться к зимнему подъему на кильблоки, Берг сообщил Якоби о готовности к длинному переходу под электричеством.