Очень древнее зло - Екатерина Лесина Страница 14

Он слышал вой.

Утробный. Душераздирающий. Порождающий одно-единственное желание: пасть наземь и молить о пощаде. Или хотя бы о смерти скорой. Но Артан лишь крепче сжал рукоять меча.

Стало… стало легче.

— Что это? — одними губами спросил он, сомневаясь, впрочем, что будет услышан. Вой оглушал. И люди… дэр Гроббе, вытащив зачем-то клинки, стучал одним по другому. Но ни звука не прорывалось сквозь вой. Где-то рядом огромный матрос с остервенением колотил палкой по мачте.

А вой… приближался.

Нахмурился Повелитель Тьмы. И фигура его подернулась черной дымкой.

Понятно…

Что ничего не понятно.

Загремел корабельный колокол. А в черной глади то ли еще воды, то ли уже неба, скользнули размытые тени. Повеяло… недобрым.

— Твою ж…

Надо было бы помолиться. Наверное. Воззвать… Артан читал хроники. Все герои обязательно воззывали к небесным покровителям. Да в голове пустота.

Заученные намертво слова молитв подевались куда-то.

И сами молитвы исчезли.

Благословение? Какое благословение в сердце тьмы… или где-то рядом? А о борт корабля ударилось что-то, тяжелое, заставившее суденышко содрогнуться.

— Держись, — Повелитель обернулся, и глаза его полыхнули алым.

Проклятое пламя.

Кровь демоническая. И доказательство иной, отвратной природе, силы. И надо… надо было вызывать на бой его. Артан стиснул зубы. И отвернулся.

Что бы ни происходило, он хотя бы умрет с честью. Правда, мысль об этом не внушала радости. Умирать, даже с честью, как-то вот перехотелось, что ли.

— Чего тут… — рев брата Яноша ненадолго перекрыл вой. А ведь голос у него хороший и…

— Гимн! — рявкнул Артан.

— Чего?

— Гимн заводи… Свету!

Брат Янош заглянул за борт. А теней становилось все больше и… и вой их… он не только раздирает душу. Он еще нашептывает, что зря Артан силится одолеть его. Что… все уже решено. И надо смириться.

Сложить оружие.

— От века грозного врага… — хорошо поставленный бас брата Яноша взрезал темноту. И к нему присоединился нежный баритон брата Свава.

— …не одолеем сами…

Старый гимн.

Древний даже.

Ныне вовсе волею Храма выведенный из числа разрешенных, ибо что-то там не так… то ли со словами, то ли со смыслом. Не важно. Артан никогда особо не понимал этих словесных баталий.

— Наш древний враг не спит… — чей-то хриплый голос не попадал в ноты.

Пускай.

Слова подхватывали.

Люди.

И не только.

Рядом возвышалась темная фигура Командора. И оказывается, что тьма тоже бывает разной. Его — плотная злая. А еще поющая, ибо пусть голос его теряется средь прочих, но Артан слышит.

И собственные губы его шевелятся, повторяя:

— Они наш меч, оплот и щит…

Белесая тень выползла из черноты, чтобы ловко, цепляясь за борта корабля, вскарабкаться выше. И выше. Артан теперь видел её. Тонкие длинные руки. Белесые. Полупрозрачные. Сквозь кожу видны и кости, которые сами по себе казались стеклянными, и синеватые сосуды, и мышцы.

Тонкое угреобразное тело.

И длинный хлыст волос, что расплывались по воде.

Лицо.

Красивое.

Пожалуй, настолько красивое, что в ином каком случае он мог бы залюбоваться им. А ныне просто повернул меч и ткнул меж пухлых приоткрытых губ. Тварь покачнулась и, выплюнув бледноватую мутную кровь, рухнула вниз. И тотчас вскипела вода.

— Они что… кто это… — брат Янош перевел дух. — Сохраните пресветлые Сестры… и чтоб я еще раз утреннюю молитву проспал!

А по борту уже карабкалась новая тварь. И еще одна. И не одна. Море, ставшее густым, тягучим, выпускало их одну за другой.

— А я слышал, что русалки прекрасны, — задумчиво сказал смутно знакомый матрос, тыча длинной пикой. Действовал он весьма умело, и то одна тварь, то другая отваливались, чтобы рухнуть в кипящие воды.

Точно.

Артан узнал.

Это же певец. У него и физия была смазливая, и голос тонкий, нежный. Артан еще подумывал, не выписать ли ему рекомендательное письмо. В Храмах всегда была проблема с хорошими певчими, особенно после того, как внутренний эдикт запретил покупать рабов.

Да…

— Ну, это смотря с какой стороны глядеть, — брат Янош ловко орудовал мечом. Благо, тот у него был длинным и с виду вовсе неподъемным. Ходили слухи, что в годы младые, когда стремления к прекрасному в голове было больше, чем здравого смысла, брат Янош принес присягу, что, дескать, отныне и до конца жизни своей станет воевать этим вот, больше похожим на железную искривленную палку.

— А с какой надо? — осведомился кастрат, ловко снеся твари голову. Та плюхнулась куда-то вниз.

— Ни с какой не надо…

— Отступаем, — Повелитель, который до того просто смотрел, сделал шаг назад. — Легионеры лучше справятся.

И рядом с Артаном вырос человек в черном доспехе.

Человек ли…

— Так и мы, вроде… — пробасил брат Янош, но пот со лба отер. Во времена былые он славился не только голосом, но и статью, отчего, верно, и с мечом своим управлялся куда как полегче. — Отвык чегой-то я…

— Ничего, время привыкнуть будет, — певец оперся на древко пики. — Это только начало.

А Артан подумал, что с таким началом до конца можно и не добраться.

Легионеры, вытянувшиеся вдоль бортов корабля, действовали весьма умело. Со спины если смотреть, то вовсе казалось, что они просто стоят. Стоят себе и… пахло рыбой. Так вот остро, как на рынке поутру. Даже вспомнилось, как в детстве он, Артан, напрашивался с кухаркою на рынок, где и бродил, прячась за широкими юбками, разглядывая, что длинных угрей, что еще более длинных, уродливых рылом мурен, которых торговали на вес, что серебристую рыбную мелочь.