Хроники Ордена Церберов - Яна Ясная Страница 14

—  Верно. Выяснить, почему аргус, вместо наказания за драку, меня к Камню в пару назначил. И почему все вокруг так глядят, будто это наказанием и было, —  напомнила я нетерпеливо переминающемуся парню.

—  А! Так три Ока от него сбежали, никто больше месяца не выдержал! Благо, боги его магией щедро одарили и силой, и чувствительностью,  вот он и ездит последние полгода один, сам себе и Клык, и Око!

Закат расплескался по камням последними лучами, Терек и Владис примерялись, с какого бока начать кромсать один другого, а я сосредоточенно думала.

Передо мной в полный рост встал вопрос, чего я хочу: стать Оком, которое заставит Солнышко с собой считаться —  или стать Оком, которое пошлет эту задницу быстрее и дальше всех.

—  А! Еще! —  Спохватился вдруг Терек. —  Говорят, он раньше нормальный мужик был, а когда напарника его убили —  вот тогда и пошел дурить.

И, отсалютовав мне мечом, волком наскочил на расслабившегося Владиса.

В трапезной ордена не гасят огня допоздна: когда бы не вернулся цербер из дозора —  его ждут к ужину. Вот и сейчас за длинными столами то там, то тут стучали ложками, негромко гудели голоса. 

Но и без веской причины затягивать с приемом пищи не принято. Мы и не стали затягивать: мало того, что не принято, так еще и пустое брюхо не велит.

Я благодарно приняла у разносчика пузатую полную миску. Она, хоть и едва теплая, вкусно пахла ячменной похлебкой и мясом.

Хотя мяса в миске и не было: вечная участь опоздавших. Ну да не беда. Похлебка, щедрый ломоть хлеба и ягодный взвар —  что еще нужно для счастья оголодавшему борцу с чудовищами?

—  Ну доехали мы до Белой Горки. Я глазами зыркал, и дядька Пух велел, чтобы я местных расспрашивал, —  рассказывал Терек про свой первый дозор в роли настоящего цербера. —   А что там расспрашивать, деревня небольшая, от Кремоса меньше половины дня пути. И коню ясно, что чисто всё. Мы на всякий случай Горку по кругу объехали, и завернули коней до Сарда. На обратном пути еще в две деревни заглянули —  там тоже я всё больше языком трепал…

Я понятливо усмехнулась: старый Клык показывал местным жителям нового цербера. Так и должно быть, так обычно и делают. Аиму вон его напарник вовсе сказал, вести дозор и на него не оглядываться. Дему такого доверия не оказали, зато Владис сам зарубил молоденького жрача, на которого его вывел Око.

И никто никого не бросал и от службы не оттирал, матерые орденцы честно натаскивали молодняк.

Ну его, этого Камня. Вон, Гемос пока без Ока остался —  завтра подойду к нему и попрошусь в напарницы. А там, глядишь, Навара и согласится к Камню перейти… Ну а не согласится — и пес с ним, успею осмотреться,  она не за один день на ноги встанет!

—  А ты как? —  спросил Терек, и темные глаза любопытно сверкнули. 

—  Да так, —  отмахнулась я. —  Ехали —  лаялись, доехали —  поцапались, возвращались —  грызлись. Думаю, завтра подеремся!

Владис радостно заржал: 

—  От твоего Камня три Ока сбежали, а от четвертого —  он сам сбежит!

Вечерняя тренировка, ужин, купальни —  и до своей комнаты я добралась, еле волоча ноги.

Вошла —  и поразилась, до чего добротные в ордене двери: в комнате стоял такой жеребячий  гогот, что пустой кувшин из-под вина дребезжал, а поди ж ты, за дверью тишь да гладь!

Пили церберы вчетвером, рассевшись прямо на полу. Тяжелые кружки, вяленое мясо ломтями, развалившееся на блюде вперемешку с кусками хлеба, луковица, надкушенная, словно яблоко — наметанный глаз привычно выхватывал детали сурового мужского застолья. 

Не дожидаясь, пока меня позовут разделить веселье (потому что не позовут —  вон как Камень пакостно ухмыляется), я прошла к своей койке прямо по “столу”, переступая через миски и чашки. 

Вот зря он так, зря! Я ведь уже почти решила разойтись миром...

Не обращая внимания на прилипшие ко мне взгляды, стянула сапоги, аккуратно сняла оружейную перевязь: кинжал под подушку, Плясунью без ножен —  сбоку кровати. Куртку зашвырнула в угол, все равно до гвоздя отсюда не дотянуться, а снова через их вышагивать —  я им не цапля!

Предупредила братьев по ордену:

—  Бухайте тихо! Разбудите —  уе… убью!

Рухнула лицом в подушку, как был, и, уже засыпая, со злорадством отметила, что гогот так и не возобновился.

То ли мужики смутились, то ли все-таки не зря я начала свой путь в акрополе с того, что притопила Дерека Рыскача, правильная слава начала складываться! По крайней мере, мне уже верят когда я говорю, что уе... убью!

Я проснулась среди ночи от четкого ощущения чужого внимания.

В комнате было тихо. Ущербный месяц заглядывал в высокое маленькое окошко —  но разглядывал меня явно не он. Единственный, кроме месяца, подозреваемый мирно дрых, развалившись в своей постели. Не храпел, даже не сопел, гадостей не говорил —  словом, был полной противоположность себе дневному.

Ощущение направленного взгляда никуда не делось.

Осторожно, стараясь не насторожить неизвестного наблюдателя (и известного напарника), я коснулась силы. Я закрыла глаза —  а когда открыла их, мир, скудно освещенный месяцем, окрасился во все цвета зеленого.

“Взор цербера” легко пронзил стены, каменная кладка не была ему помехой, мягкой волной протек по акрополю, пытаясь отыскать разглядывающегом меня мага.

Ни-че-го.

Но… так ведь не бывает? 

Если я почуяла, что кто-то смотрит на меня с помощью магии —  значит, мне по силам его и увидеть, верно? 

По крайней мере, в Логове нас учили так.

Я сотворила поиск. Растянула его, насколько смогла. Акрополь пестрел магией: фонило от снаряжения в комнатах церберов, в кладовых и арсеналах, в покоях аргуса мерцал запертой силой таинственный стол-артефакт, внизу, на первом этаже, сиял зал испытаний. И даже крепостные стены были оплетены вязью чар…

Не колдовал —  никто.

Хм...

Хм. 

Из чистого упрямства я потянулась к последнему средству.

Ведьмовство отозвалось неохотно: я почти забыла за эти годы, как это, быть ведьмой.

Но отозвалось —  и кровь быстрее побежала по жилам.

Ведьмовство не похоже на магию ордена, эта сила —  хмельная, буйная, она не течет тоненьким ручейком по проторенному руслу, а выплескивается вся, потоком, рывком  —  и оставляет тебя слабой, опустошенной и счастливой. Она пьянит.

Она бьет в голову.

Но и с ней я не увидела никого, кто мог бы наблюдать за мной.

Широко раскрыв глаза, я пережидала, пока схлынет наваждение, пришедшее со старыми ведьмовскими приемами и гадала: может, прав был аргус Эстон? Может, я и впрямь навыдумывала лишнего?