Хвост Греры - Вероника Мелан Страница 14

И мне:

– Смотри на меня. Просто. Смотри на меня.

(Supreme Devices feat. Ivan Dominik – The Number One)

Сначала было просто.

Мой взгляд зацепили, словно на крючок, как тогда у стены, и сразу внутрь. Снова агрессивно, плотно, и я привычно отступила прочь, освобождая место. Если для того, чтобы выкупить у Судьбы шанс на мою жизнь, мне придется позволить себя «присвоить», «слить» с кем-то другим – я попробую… Шаг назад, еще – пусть заходит. Главное – дышать, главное – расслабиться…

«Молодец… Хорошо…»

Я его слышала. Я его чувствовала, как себя. Больно стало примерно на десятой секунде, и сразу засбоило дыхание.

«Расслабься…»

– Пять процентов, – сообщил кареглазый. Напряженный голос; и чуть розовым сделался контур моего тела на таблице.

Следующий вход, следующий, глубже, глубже… Лиам заполнял меня собой постепенно, как газом, как инопланетной субстанцией – к тринадцати процентам начали визжать нервные окончания, принялись вздрагивать руки, дергаться пальцы. Наполнились ватой колени.

«Смотри на меня…»

«Я смотрю…»

Его много. Его так много, что нет места для себя. Так тебя выселяет из нажитого дома цунами: ударяет, вымывает через окно – плевать на мебель, на деньги, на документы…

«Дыши мной».

– Тринадцать процентов… Девятнадцать…

Голос у кареглазого напряженный, как железо.

Как секс. Только каждый толчок – это боль. Адская. И вдруг он сделал то, что ожидал – активировал центры наслаждения в моем мозгу. Хлынул по венам и рецепторам неожиданный кайф. Почти неуместный, контрастный, облегчающий страдания.

«Так лучше?»

И вдруг с ним внутри стало почти хорошо. Больно. И хорошо.

Еще волна. Дышать все труднее.

– Двадцать три процента… Тридцать один…

Когда ты под кокаином, тебе плевать на цунами, на то, что ты не умеешь плавать, на то, что ты вышел в окно.

Очередная волна боли, очередной спазм до окаменелых кишок. Приказ «Дыши!», и я вспоминаю, что нужно дышать, что нужно двигаться дальше. Только глаза – серебристые и синие.

– Сорок пять процентов…

Со мной что-то не так. Больше не держат ноги, очень хочется закрыть глаза. И холодный голос в мозгу: «Я говорил смотреть на меня? Смотри…» Он здесь главный. Временно. Или постоянно. Раб не тот, кто прикован, раб тот, кто слушает чужие слова, кто повинуется им.

Еще… Еще… Еще…

Снаружи голос начинает расплываться; тело жжет огнем – в каждой клетке свой собственный раскаленный адов котел, хочется воды, залить эту пылающую кухню хоть чем-нибудь холодным.

– Шестьдесят два процента… Три… Четыре…

«Ты меня убиваешь… Очень изощренно…»

У меня рвется от напряжения тело, а напротив стальные и синие глаза, через которые внутрь льется яд для Греры.

«Просто терпи».

Только боли все больше, кайфа все меньше. Уже не справляются центры наслаждения – иссяк их ресурс, выработались гормоны, постарели, умерли. Против вторжения Лиама не справится ни одна иллюзия, ни один химический процесс. Больно, больно, больно… И все сложнее дышать после каждого толчка, все меньше хочется смотреть в глаза напротив.

– Семьдесят три процента. Показатели ухудшаются…

«Я сдаюсь…»

«Я тебе сдамся!»

Все меньше внимания хочется обращать на чужие команды.

– Семьдесят семь…

«Кейна… Дельмар… Дельмар…»

Голос мягкий, как шелк. И мое имя, произнесенное так, будто нарисовали в воздухе сердце. Очередная иллюзия. Приятная, но она не продержалась долго. Слишком много жидкого пламени внутри, что-то сгорает, непоправимо, безвозвратно.

– Восемьдесят один процент…

Во мне уже почти нет меня.

Почему-то становится неважным то, что происходит вокруг, что на нас смотрят, что таблица с моим телом светится красным.

– Восемьдесят восемь. Дыхательная функция нарушается, нервная система выходит из строя. Лиам…

– Продолжаем.

Его голос снаружи различается мутно. Но все еще четкий тот, который внутри.

«Кейна…»

«Я тут…»

Кажется, я начинаю освобождаться – все дальше боль, все менее ощутимо ее эхо.

А снаружи:

– Девяносто один… Лиам, надо прекратить…

«Кейна».

Что-то настоящее в его голосе, человеческое. И нет, ему не все равно – мужчине с двуцветными глазами. Я вижу это только теперь. Он напряжен до предела, он понимает, что скоро я перестану слушать его команды.

«Продолжай».

Он убивает меня. Грера не выживет, я тоже.

Не знаю, как он это сделал, как мысленно взял за руку. Крепко, но очень нежно, как сжал мои пальцы так, как этого не делал никто – с чувством.

«Я тебя не отпущу».

А мне, наконец, все легче, все свободнее.

– Девяносто четыре…

Ног больше нет, ремни больше не впиваются. У него хорошая рука, теплая, а из глаз льется забота – живая, смешанная с тревогой.

«Все хорошо. Пусть так».

«Кейна…»

Странно, но перед тем, как соскользнуть с этой иглы, иглы своей несчастной жизни, я все же испытала это с ним, с этим мужчиной, – единение. Полное, настоящее. Доверие, нежность. Пусть заполняет собой на сто процентов, я пущу, мне не жаль. Жильца нет, почти выселен…

– Девяносто пять процентов.

Таблица алеет так, что фон позади Лиама кажется бордовым. Где-то лопаются внутри меня важные связи и те волоски, на которых висит мое существование.

– Девяносто шесть…

Мне пора. Больше нет ремней – они остались в другой реальности. «Спасибо за твои теплые пальцы, друг…»

Он видел, он чувствовал. Знал, что я ускользаю, что уже не удержать.

«Я тебя не отпускал!»

Всегда хотелось, чтобы кто-нибудь это сказал вот так жестко, с надрывом, сказал душой. Моя рука слабеет, соскальзывает с его – мы в разных весовых категориях, Лиам. Я тебя не выдержала. Спасибо за это. Мой СЕ кончился.

– Девяносто семь… Лиам… – голос кареглазого издалека. – Лиам, пульса нет!

– Держать искусственно! – хриплый приказ.

– Дыхания нет…

– Дышать за нее…

– Прекрати процесс!

– Нет…

– Девяносто восемь процентов, – голос системы.

Почему я забыла, как всплывать? И что жить на самом деле так легко, что дышать можно, не прерываясь на выдохи, что воздух и ты сам невесом. Нет больше чужих приказов – есть свобода…