Зимний зверь - Елизавета Дворецкая Страница 14

Когда за углом тына показалась рослая фигура, Веселка ахнула, шагнула назад, наткнулась на сугроб и села на снег, достававший ей почти до колен. Прямо на нее шел дивий великан – ночной кошмар, что душит спящих, огромный, темный, без лица. И он был на этих пустых заснеженных улицах гораздо более к месту, чем она. Теперь его время…

– Э, ты чего? – окликнул ее великан знакомым грубоватым голосом. – Утомилась? Да ты встань, а то того… Застудишься, никто замуж не возьмет.

Не дождавшись ответа, он подошел и легко поднял Веселку на ноги. Она вцепилась обеими руками в его руку и не выпускала: от облегчения ей было трудно стоять.

– Чего это тебя занесло в такую пору да одну? – небрежно полюбопытствовал «великан». – То на гулянье клещами не вытянешь, а то вдруг…

– Громобой! – выдохнула наконец Веселка. После затмения и ссоры они еще не виделись, и теперь она была и рада ему, и обижена на него. – Это ты, рыжий медведь! А я уж думала…

– А ты еще и думаешь иногда? – насмешливо осведомился Громобой. – Что-то по тебе не видно!

– Ты про Беляя? – Веселка не стала делать вид, что не поняла. – Это он не видно, чтобы думал. Моя мать говорит: какая теперь свадьба?

– А ты, значит, матери послушалась? – Громобой явно ей не поверил.

– Нет! – храбро и даже с вызовом ответила Веселка. – Мне, может быть, кто-то другой нравится.

Она не стала продолжать, и Громобой ничего не сказал.

– А ты-то откуда идешь? – снова заговорила Веселка. – Вроде для гулянья-то поздно.

– Какое гулянье? – Громобой показал ей топор, который держал в другой руке. – Вот, отец послал…

– Уж не на Зверя ли собрался? – Веселка усмехнулась и тут же закрыла рот рукавицей: называть Зверя по имени нельзя! – Давно пора! Кому, кроме тебя, – ты же сын Перуна! Вот нам дед недавно кощуну рассказывал…

– Ты куда идешь-то? – перебил ее Громобой.

– К святилищу.

– Ну так пошли. – Громобой потянул ее из сугроба обратно на тропу. – Нечего тут сидеть, навий дразнить.

– Давно тебе пора! – продолжала Веселка на ходу. Наконец-то она нашла хоть кого-то, с кого можно спросить ответ. – Нам этот морок все праздники поломал, а ты то гуляешь, то спишь целыми днями. Спросил бы у Знея, чем его лучше взять, да и пошел бы…

– А ну его! – Громобой махнул рукой. Он-то совершенно не собирался отвечать за все беспорядки в мироздании. – На всякие драки князь и дружина есть. А тут за год молотом намахаешься, так хоть бы в праздник поспать. И то не дадут. Что я, холоп вам достался, один за всех пахать?

– Ты сын Перуна или не сын? – не отставала Веселка.

– А я почем знаю? За этим делом, знаешь, не уследишь!

– Нет, сын! – настаивала Веселка, точно Громобой пытался уклониться от своей обязанности. – Вестим рассказывал, и волхвы сказали. Значит, с нечистью воевать – твое дело! А тебе бы только медведем рядиться да тыны чужие заваливать! А пока человек делом не занят, он дитя неразумное, а не человек! Понятно тебе?

– Чего ж тут непонятного?

Несмотря на всю горячность Веселки, в увлечении забывшей страх перед темнотой и Зимним Зверем, Громобой оставался спокоен. Внимательно поглядывая по сторонам, он, похоже, не очень-то ее и слушал. Идти вдвоем по узкой тропинке было невозможно, Громобой пропустил Веселку вперед, но она все время оборачивалась к нему, спотыкалась, садилась на сугробы, так что вскоре стала с ног до головы белой.

– Столько силы тебе дано, а ты с ней что делаешь? – приставала она. – Быка тогда заломал, а пока новый бык подвернется, что будешь делать?

– После праздников приходи к нам в кузню – увидишь.

– Молотком махать и Солома может! Для этого от молнии родиться не надо! Твой отец в небе громами гремит, нечисть бьет, а ты будешь за печкой сидеть тридцать лет и три года! Пока крыша на голову не упадет, и не почешешься! Ты с этим твоим топором не по улицам бродил бы, а пошел бы на гору к Знею, чтобы он тебе его освятил именем Перуна, и…

– Ох, краса ты ненаглядная! – Громобой перебил ее и вздохнул, как будто устал слушать. – Это не жизнь, а кощуна получится. Как княжич Заревик на Змея Горыныча ходил и Солнцеву Деву освобождал. Это мы все слышали, еще пока по малолетству без штанов ходили. Пусть твоя малышня с деревянными мечами мечтает, что все так просто – пошел да победил. Сначала понять надо, кого побеждать, чтобы потом хуже не было. Ну, убью я, допустим, Зимерзлиного волка, а потом что? Без зимы жить? Всегда осень будет? Или что? Расскажи мне, убогому, раз такая умная.

Веселка молчала. Она вспомнила, что дед Знамо Дело говорил то же самое, и теперь выходило, что умный как раз Громобой, а она не умнее Волошки, которая мечтала, чтобы всегда было тепло. Но Веселка сердилась на эту правоту: так хотелось, чтобы враг нашелся и был побежден! Чтобы все опять стало хорошо и спокойно!

– А что-то пока зима кончаться не хочет, – чуть погодя негромко сказала Веселка. – Ты видел, старче мудрый, чтобы день хоть на волос прибавился? Теперь что, всегда зима будет? Что случилось?

Это был самый главный вопрос, с которого давным-давно надо было начать. Что случилось? Что сломалось в мироздании, что выгнало из норы Зимнего Зверя?

– А вот ты знаешь людей, кто поумнее меня, у них и спроси. – Громобой показал ей на ворота святилища, до которых они незаметно дошли. – А если по-моему…

– Что? – Веселка, уже шагнув к воротам, быстро вернулась и опять вцепилась в руку Громобоя, чтобы он не передумал и не убежал от ответа.

– То жить надо по-людски, свое дело делать, тогда и в небе все по порядку пойдет. А тебе надо не дурака валять, а замуж идти. Сватается за тебя хороший парень – так и иди, чего тебе еще надо? Не все же по роще в веночке бегать, надо когда-то и детей рожать. А то Звери всех поедят и род человеческий кончится. Ты вот меня все на дело призываешь, а на себя-то погляди! Если бы все, как ты, об одних плясках будут думать, вот тут волкам самое раздолье придет!

– Уж очень ты умный! – От негодования Веселка не нашла никаких более умных слов. – О чем взялся рассуждать! Да какое твое дело, за кого я замуж хочу, а за кого не хочу! Ты мне не указ! Как мне жить, я сама догадаюсь, тебя не спрошу!

И не ожидая, придумает ли он что-нибудь в ответ, Веселка побежала в ворота святилища. Ей было так горько и досадно, что даже горло сжималось, как перед плачем. Все в ней бурлило, и она даже не знала, что разозлило ее больше: отказ Громобоя что-то делать ради изгнания Зимнего Зверя или его равнодушие к ней самой. Чтоб ему провалиться, рыжему медведю!

Двор Велесова святилища был даже больше княжеского; пустой и занесенный снегом, сейчас он казался огромным, как целое поле. Напротив ворот возвышалась просторная хоромина, по сторонам отходили две длинные пристройки, выгнутые вдоль внутренней стороны тына. В темноте было похоже, что большеголовый великан сидит на земле, обнимая весь двор огромными руками. В пасть великана – в двери хоромины – была расчищена тропинка. На дворе горел большой костер, который поддерживался все двенадцать новогодних дней. Возле огня сидел на охапке дров Моргун – блаженный дурачок, щуплый человечек непонятных лет, с невзрачным лицом и бесцветной бороденкой. Веселка кивнула ему, стараясь успокоиться и забыть о Громобое. Моргун радостно закивал в ответ, щуря глаза.