Вдова Его Величества - Екатерина Лесина Страница 14

Вполне.

Но вот чтобы остановить…

— Замуж тебе надо, — сказала Джио, которая знала мысли Катарины так, будто бы были они ее собственными.

— За кого?

— А это не так уж важно. Нет, хорошо бы найти кого родовитого и сильного, но сойдет и слабый.

— Но родовитый?

— С купцом, пожалуй, будет сложнее, но тоже сгодится на худой конец.

Замуж Катарина не хотела.

Никак.

Но и смысл в словах Джио имелся. Вдова, не имеющая детей, возвращается в дом отцовский. Старый закон. Древний обычай. И то, что Катарине позволена была малая иллюзия свободы… Джон не станет вмешиваться. У него не так много власти, а отец силен и нужен.

И Катарине ли не знать, что Джон заплатит за этот союз.

А их дружба… да какая там дружба? Пара встреч. Общие воспоминания и страх, что роднит паче крови.

— Муж отца не остановит… с мужьями порой случается… всякое, — Катарина вытащила из-под кровати тяжелый сундук. — Если он меня найдет, придется снова бежать… и снова…

— И всю жизнь бегать собираешься?

Катарина пожала плечами.

Как получится. Может статься, что жизнь эта будет не такой уж и долгой.

Джио смотрела задумчиво, но говорить ничего не говорила, потом и вовсе спряталась за газетой, будто бы и вправду были ей интересны те пустые новости. Катарина же открыла сундук.

Ее сокровища.

Аметисты. И пара крупных опалов. Россыпь изумрудов. Сапфиры — хороши для водной стихии. Жемчуг речной и морской… надо будет сделать себе амулет, чтобы волосы не путались.

Хотя… Катарина же обрезать собиралась?

Толстый кусок нефрита, слишком большой и неровный, но удивительного белого цвета, словно молоко застыло.

Металлы.

Тигели. Молоточки. Тонкий инструмент. Лупы и разборный столик. Ее альбом с узорами, заполненный едва ли на треть. Катарина вытащила ее и раскрыла. Провела ладонью по шершавым листам.

Отцу ее увлечение артефактами никогда не нравилось. В глазах его это вновь же добавляло Катарине несовершенства, но вот Генрих, удивительное дело, не имел ничего против. Более того, он приказал оборудовать мастерскую.

Под нее отдали комнату, в которой седьмая королева ткала гобелены, а затем, когда Катарина отправилась в Королевскую башню, в ней появились холсты и краски.

Та, что хотела стать девятой, любила живопись.

Катарина провела пальцем по завитку. Как там дальше было? Закрыть глаза. Вздохнуть. И представить узор, который она вырисовывала раз за разом, пытаясь разгадать его смысл.

— Собираешься повторить королевские артефакты?

— Собираюсь улучшить, — Катарина пересела за столик, на котором полагалось писать письма. Только кому? — На самом деле они не столь совершенны, как принято считать. Да, силы в них немало. Пожалуй, даже слишком много.

Катарина поморщилась, вспоминая, каково это, пропускать сквозь себя гудящие потоки, слишком мощные, слишком яростные, слишком…

Было больно.

Сперва.

Потом она более-менее привыкла и научилась отделять себя от этой боли.

— Даже так? — Джио плевать было на артефакты.

— Когда они были сделаны? Пять сотен лет тому? Конечно, накопители в них стоят мощнейшие, но вот все остальное… магическая наука не стоит на месте, — Катарина развернула альбом. — Смотри, вот эта связка…

Ее палец прошелся по боковому элементу, который по замыслу создателя уравновешивал четыре центральных.

— …содержит двадцать три руны, что очень много. Сейчас доказано, что нецелесообразно использовать сочетания, в которых более дюжины рун, — об артефактах думать легко.

Будь она мужчиной, она бы отправилась учиться.

Быть может, в Саббон, что стоит на берегу Римской реки, а может, и в Рим. Отец отправил брата туда, хотя тот учиться не желал. Но кто спорит с отцом?

— Взаимодействие двух или даже трех рун просчитать легко. Когда рун четыре или пять, уже сложнее. Возникают связи второго порядка, которые тоже приходится учитывать. Когда рун около десяти, требуется принимать во внимание и связи третьего порядка… именно поэтому дюжина считается критическим числом, поскольку большее количество рун приводит к возникновению не только новых тонких связей, но и целых рунных блоков, которые в свою очередь дестабилизируют структуру.

Джио умела слушать.

Всегда.

Помнится, первое время Катарина ее боялась. И терялась в ее присутствии. Впрочем, в первое время она терялась постоянно, а Джио ждала. Джио умела держаться рядом, но будто бы в стороне.

— Раньше учитывались только первичные связи, и с этой точки зрения структура близка к совершенству, но если посмотреть иначе… — Катарина провела пальцем, разделив рунный блок на три части. — Огромное количество энергии тратится на то, чтобы удержать саму структуру, не позволить ей развалиться. Что-то рассеивается, а уж остатки уходят на выполнение непосредственной функции. И так во всем.

— Тебе стоило родиться мужчиной.

— Я знаю, — Катарина вздохнула и закрыла альбом. Завтра. Она возьмется за него завтра.

Или послезавтра.

Джио отвернулась. Она знала, что рисунок этот Катарина сделала еще в Королевской башне. С тех пор прошло шесть лет.

Катарина просто устала.

Ей нужно отдохнуть.

— Что ж, дорогая, — Джио поднялась. — Пожалуй, пойду я спать… и тебе советую. Завтра ранний подъем. Надо же взглянуть на этого твоего… героя.

Она ушла. И дверь прикрыла, позволив Катарине поверить, что она осталась одна. Потом, позже, когда Катарина уснет, Джио дверь откроет, чтобы слышать.

И пускай. Так даже спокойнее.

Катарина вновь открыла альбом. Руны и руны, сплетшиеся в рисунке. Раньше считалось, что мастер должен создавать вещи не только функциональные, но и красивые. Порой доходило до нелепого, как вот здесь: пять рун добавили лишь для того, чтобы не нарушать узора.

Королевские олени.

Розы.

И гончие псы Слепой жницы, о которой должен помнить всяк, что король, что нищий. Король помнил. Генрих боялся смерти и с каждым годом все сильней. Он прятал этот страх, а тот прорывался, перерождался, нашептывая, что все-то вокруг ждут и не дождутся, когда же его, Генриха, не станет. Страх плодил заговоры и заговорщиков, заставляя искать злой умысел в самых, казалось бы, обыкновенных вещах.

Кто погасил кристаллы?

Кто подвинул королевское кресло слишком близко к камину?

Кто смотрит вслед или смеется, поглядывая на короля? Кто смеет говорить, что этот король слишком стар и толст… кто…