Фехтмейстер - Владимир Свержин Страница 14

Легче всего было бы представить на месте сановного заговорщика брата императора — великого князя Михаила Александровича. Он слывет известным либералом, да и на государя ему есть за что обижаться. Женитьба на разведенной, да к тому же и бывшей супруге однополчанина, да еще и отнюдь не царских кровей, в свое время поставила великого князя в ряд отверженных. Изгнание, скитание по Европе почти без средств к существованию… Лишь начало войны заставило императора сменить гнев на милость и позволить брату вернуться на родину.

Ни дать ни взять — герой бульварного романа. По мнению возбужденных романтическими бреднями умов, такой легко может пойти на мятеж для того, чтобы восстановить справедливость и покарать жестокого тирана. Сейчас под рукой великого князя Михаила Дикая дивизия. Горцы, сражающиеся в ней, преданы командиру не менее, чем Заурбек лично ему. Но Дикая дивизия на фронте, государь не слишком подходит на роль кровавого деспота, к тому же великий князь, как сказывают, вовсе не склонен к мстительности.

Хотя все это пока лишь умозрительные построения, и сбрасывать со счетов великого князя Михаила нельзя.

Следом за родным братом государя можно предположить двоюродного, Кирилла Владимировича. Он нынче командует морскими батальонами, и у него тоже есть причина не жаловать кузена. Вернее, даже не его, а его супругу, государыню императрицу. Как-никак, жена Кирилла Владимировича первым браком была за родным братом ее императорского величества. И рассталась они из-за любви оного брата к мальчикам. Скандал был громким.

При мысли о супруге великого князя Кирилла Владимировича Луневу вдруг снова вспомнилась его недавняя спутница, загадочная Лаис Эстер. Он резко мотнул головой, отгоняя появившийся образ.

— Может, того, коньяку? — по-своему расценивая поведение начальства, участливо предложил Холост, скучавший в ожидании распоряжений.

— Законы нарушаете, сотник?

— Никак нет, ваше высокоблагородие, — с насмешливой рьяностью выпалил казак, — безжалостно изничтожаю врага Отечества.

Он достал из нагрудного кармана щеголеватого кителя серебряную плоскую флягу и потряс ею возле уха.

— Враг наглухо блокирован, но еще держится. У него хорошая выдержка.

— Ну, полноте, — оборвал краснобая полковник. — Лучше спрячьте, и сделаем вид, что вы ничего не говорили, а я ничего не слышал.

— Как прикажете, придется в одиночку врага одолевать.

«Если бы так просто было одолевать врага! — чуть заметно ухмыльнулся Лунев. — Впрочем, что ему, казаку? Указали: скачи вон туда, руби вон тех, и вперед — „Ура! Ура! Шашки наголо!“ А здесь поди найди еще, кто Отечеству и государю злейший враг. Мундиры на всех одной армии и на словах всякий царю — нерушимая опора и за то многократно высочайшими наградами жалован.

Вон те же, к примеру, ближайшие родичи его императорского величества — куда ни кинь, у всякого обида. У кого на самого Николая, у кого на императрицу, Александру Федоровну. А пуще всех на Старца злокозненного, Гришку Распутина — вот уж точно чертов кум! Заморочил голову императрице, теперь сладу с образиной тобольской нет. На что уж, кажется, супруга великого князя Николая Николаевича с государыней близка была. Когда та хворала, собственноручно ее выхаживала. Почитай, с того света вернула. А стоило против зловредного шарлатана слово молвить — и все, прочь с глаз.

Стало быть, и у великого князя Николая Николаевича, нынешнего Верховного главнокомандующего, есть личная причина недолюбливать венценосного племянника. Да что тут сказать, среди тех, кто ближе всего к трону стоит, мало сыщется государевых доброжелателей.

И все же сам этот факт не означает, что кто-либо из великих князей действительно замешан в заговоре. Но, увы, поводов думать иначе пока также нет.

За долгие годы службы Платон Аристархович Лунев пришел к неутешительному выводу, что о людях изначально следует думать плохо, и затем радоваться всякий раз, когда подозрения выйдут ошибочными. Сейчас не надо было иметь семи пядей во лбу, чтобы осознавать реальность проступающего в письме Фехтмейстера заговора: имелась причина — общее недовольство царского окружения правлением императора Николая II. Имелся повод — пассивность и нерешительность государя в нынешней войне. Если вспомнить войну прошедшую, русско-японскую, такая нерешительность может дорого стоить империи. А тут еще слушок, будто бы и сама императрица, в девичестве — Гессен-Дармштадтская принцесса, работает на руку кайзеру Вильгельму… Слух этот, возможно, сами немцы и пустили, но в русских умах и, что печальнее, в сердцах он нашел самый радушный прием.

Есть и возможность действовать жестко. Даже если не брать в расчет дядю императора, великого князя Николая Николаевича, под рукой которого вся армия и флот, то одних только морских батальонов может с лихвой хватить, чтобы отстранить Николая II от власти. Сколько раз судьба России диктовалась парой гвардейских полков?! Ежели не считать пустозвонов-декабристов, все прочие военные перевороты удавались с блеском.

Итак, вполне можно предположить, что среди придворной знати, чинов гвардии, а возможно, и Генерального штаба действительно имеется заговор „патриотического толка“, так сказать, „за сильную Россию против мракобесов-христопродавцев и засилья немецких шпионов“.

Самое забавное, или уж мерзкое, — как посмотреть, что, возможно, как раз те самые немецкие шпионы заговором и дирижируют. Шутка ли, в самый разгар войны в сражающемся государстве сместить законного правителя! Но вопрос остается, как и прежде, открытым: впрямь ли существует вышеуказанный заговор? Или же он лишь плод беллетристической фантазии неведомого еще Фехтмейстера?»

— Ваше высокоблагордие, — окликнул задумчиво глядящего в окно Лунева атаманец. — К вам тут колобок прикатился.

— Какой еще колобок? — Контрразведчик озадаченно поглядел на стоявшего у дверей помощника.

— Какой-какой, полицейский! Без свистка, но в пенсне.

— А, Снурре, — хмыкнул Лунев.

— Он самый. Снип-Снап-Снурре-Люре-Базелюре.

— Да прекратите вы, наконец!

— А шо я? Я ж так, для беглости мысли.

Холост открыл дверь кабинета, впуская гостя. Коллежский асессор Снурре и впрямь напоминал известного героя детской сказки. Христиан Густавович метнул недовольный взгляд из-за стекол золотистого пенсне на атаманца. Однако тот сделал вид столь насмешливо серьезный, что привыкший к порядку чиновник лишь недовольно хмыкнул и покачал головой.

— Здесь все как вы просили, Платон Аристархович, — стараясь придать солидность дребезжащему голосу, проговорил Снурре. — В этой папке сведения о деятельности социалистов-революционеров. Здесь социал-демократы, в первую очередь большевистская фракция. Тут, — он положил очередное дело, — анархисты. Вот здесь, извольте видеть, сепаратисты. Тут очень обще: и финны, и поляки, и кавказцы. Если пожелаете, можно по каждому из них отдельно материал предоставить, так сказать, поприцельнее. Вот так-с! — Полицейский слегка поправил сползающее пенсне. — И вот еще. Вы намедни просили собрать материал о госпоже Лаис Эстер.