Железный сокол Гардарики - Владимир Свержин Страница 14

Я молча поклонился и отправился в свою каморку под лестницей – собираться в дорогу. Однако стоило мне войти в дверь этого убогого обиталища, как из столба появилась хмурая бородатая рожица и заговорила с укором:

– Ну вот, говорил я, уходить надо было. Так нет чтобы послушать, а мне теперь что ж – отвечай? Я ль вас не берег? И от боя оградить тщился, и ворота отпертые срастил, и брус летать заставил, когда вам силу свою показать надобно было…

– Вот спасибо… – начал было я.

– Да чего уж там. – Крепостной вытащил из столба руку и махнул ею, отметая возможный поток благодарностей. – К чему словеса городить. Слышал я, о чем вы с князем толковали. Опасная это затея. Моя бы воля – не пущал бы. Тут недолго и голову сложить. Но уж коли впрягся ты в сей хомут, то хоть напослед умное словцо послушай. Князь тебя захочет от надвратной башни к реке спустить – не соглашайся. Там ворог злой в засаде день и ночь караулит. Скажи, что в полночь темную пойдешь от Зеленской башни. Да чтоб вслед тебе не палили. Ни к чему это. Тихим шагом до леса дойдешь, там уж тебя встретят.

– Кто встретит? – не понимая, о чем идет речь, спросил я.

– Капитан, шо я тебе скажу. У соседа корова сдохла – мелочь, а приятно.

– Ты о чем? – удивляясь непостижимой извилистости славянской души моего напарника, спросил я. – От чего сдохла?

– От горьких слез! – возмутился моему непониманию Сергей. – Ящур загрыз! Приятель твой, Штаден, на бабки попал!

Система «Мастерлинг» судорожно напряглась, силясь осмыслить и адекватно перевести услышанное.

– Бабки – это пожилые женщины? Старушки?

– Бабки – это лавэ. Они же хрусты. Они же, в данном случае, ефимки.

Слово «ефимок» было мне знакомо. Происходило оно от весьма распространенной в это время в Европе монеты – «иохиместаллер». В России эта свободно конвертируемая валюта превратилась в «ефимок», а за океаном стала зваться «долларом».

– «Попал на деньги» – в смысле, обнаружил клад?

Это толкование озадачило даже Лиса.

– Ну, ты дал! – восхитился он.

– Кто надо, тот и встретит, – объявил в этот момент Крепостной и, должно быть, обиженный моим невниманием, исчез в столбе.

– Короче, – пустился в объяснения Сергей. – Штаден у меня мурзу выкупил. Денег за него выложил – немерено. Щас татарина хватились – а он был, да весь вышел, шо тот черт от рюмки святой воды.

– Убежал, значит…

– Ага, причем вместе с конем.

– То есть как это? – Я от удивления выронил тяжелую сумку с запасом свинца для пуль и едва успел отодвинуть ногу, спасаясь от увечья. – В эту крепость на коне не въедешь, в поводу вести приходится. А уж выехать, да еще в темноте?!.. Да и вообще, – перебил я сам себя. – Мы видели, как открылись ворота. Никаких верховых – ни татар, ни поляков – и в помине не было.

– Не было, – согласился Лис. – А Джанибека и след простыл. Штаден бушует шо похмельный тролль. Того гляди на тебя, известного колдунца, это чудо повесят.

– Спасибо за информацию.

Я окинул взглядом оставляемое имущество и отправился к Вишневецкому, попутно рассказывая Сергею о предстоящей таинственной встрече в лесу.

На счастье, опасения Лиса не оправдались. Побег мурзы, пусть даже весьма странный, был делом обыденным и не выходил за рамки казачьего разумения. А уж то, что подобная незадача произошла с опричниками, и вовсе забавляло сечевиков.

Следующим на очереди было мое бегство. Хоть и обещал Крепостной, что все будет хорошо, я невольно ежился, заглядывая в ближайшее будущее. В силу профессии мне частенько приходилось сидеть в осадах и участвовать во множестве вылазок, поэтому я готов был держать пари, что сейчас за стенами Далибожа наблюдают десятки внимательных глаз. Не пройдет и пяти минут после моего спуска, как почетный караул, подготовленный для встречи, будет готов принять меня в свои тесные объятия. Конечно, на этот случай у меня была заготовлена байка о сбежавшем наемнике, но окажись пан Юлиуш человеком недоверчивым – и дожидаться подмоги оставшимся в крепости довелось бы до второго пришествия.

Я глядел со стены на польский лагерь. За частоколом виднелось множество факелов, слышались возбужденные голоса и ржание коней.

– Может, все же лучше к реке? – спросил Вишневецкий.

– Нет, – я обвязал себя веревкой, – там не пройти.

Казаки ухватились за канат, готовые подстраховать мой прыжок со стены. Когда-то, при обороне небольшой голландской крепости, мне уже приходилось сталкиваться с казацкой манерой быстрого спуска и подъема на стены. Но сейчас перед прыжком я все же изрядно волновался, не придет ли в голову сечевикам проверять мое колдовское умение, чуток «не рассчитав» длину веревки. Глубоко вдохнув, я сжал зубы, чтобы не заорать, и шагнул в пустоту. Рывок! Обвязка выбила воздух из моих легких, и я открыл глаза. Земля колебалась в ярде подо мной. Два коротких движения кинжалом – и веревка исчезла в темноте, мелькнув змеей напоследок.

«Вперед!» – скомандовал я себе, плюхаясь на землю, как лягушка.

– Путь свободен, – прокомментирован Лис, наблюдавший со стены.

В считанные минуты я преодолел ров и вскарабкался на вал. Польский лагерь гудел. До ушей доносились обрывки речей и бряцанье оружия, но, казалось, никому не было дела до того, что творилось за частоколом.

– Все спокойно! – над моей головой прокричал часовой, и я опрометью бросился к темневшему впереди лесу, ожидая если не выстрела, то хотя бы окрика. Ветви кустарника приняли меня, как руки восторженных болельщиков – спринтера-чемпиона. Я упал в густую траву, переводя дух. Строго говоря, требование Крепостного было исполнено в точности. Вокруг, несомненно, красовался лес. Вот только как ни крутил я головой, как ни напрягал глаза, увидеть каких-либо встречающих не удалось.

Я вздохнул и поднялся. Таинственное свидание, похоже, не состоялось. Но это не отменяло поставленной задачи.

«Долго ли, коротко ли», как пишут в русских сказках, я шел в направлении далекого Струменца, моля Бога спасти меня от местных болот, оврагов и волчьих стай. Потому, когда позади раздался громкий треск ломаемых ветвей, я с досадой понял, что попусту тревожил небеса. Избежать погони не удалось, оставалось сбежать. Укрыться за толстым стволом дерева было делом секунды. Треск приближался. Я чуть выглянул, стараясь рассмотреть преследователей. Рассмотрел и отпрянул. Это не был польский дозор. Не был это и почуявший добычу зверь, во всяком случае, какой-либо известной породы. Ко мне резвым аллюром скаковой лошади, невесть чем ломая ветви, мчался огромный глаз. Вокруг него темнело нечто странной формы. Я выхватил пистоль, целя в яблочко светящейся мишени, и в тот же миг сильный удар отбросил меня в сторону. Я вскрикнул от боли и попытался вскочить на ноги, но было поздно. В свете обглоданной луны надо мной висела огромная, когтистая птичья лапа.