Султан Луны и Звезд - Том Арден Страница 130

— О, Благословенная, — проговорила мать-Мадана.

— О, Благословенная, — повторили за ней в унисон девушки — ну, ни дать ни взять: мамаша и дочери, и все распростерлись ниц на ковре, как для молитвы. Ката неприязненно смотрела на них. Многие из Сефит и Сатим завороженно подглядывали сквозь пальцы. С содроганием Ката вспоминала о дурацких ласках этих девиц, которыми они так мучили ее, когда она была узницей этих покоев. Явиться сюда с визитом — это было совсем другое дело.

После того как Ката преобразилась, она много раз смотрелась в зеркала, изучая очертания своего нового лица. Не тщеславие руководило ею, хотя новообретенное лицо было намного красивее ее собственного. Ката гадала: долго ли продлится это преображение. Поначалу оно было неустойчивым, и Ката, глядя на свое отражение, наблюдала за тем, как лицо принцессы вдруг сменяется ее лицом. Какое-то время в ее сознании вдруг начинал звучать голос принцессы — шепот, далекое эхо. Но теперь эхо угасло и Ката осталась одна — одна наедине с задачей, смысл которой был ей едва понятен. Сможет ли она вправду сойти за принцессу Бела Дону? Обратного пути не было. Ката понимала, что должна попытаться.

Визирь Хасем прокашлялся.

— Хорошо, матушка, мы можем приступать, — проговорил он, раздраженный непривычным проявлением набожности. На самом деле визирь все утро был вне себя. Уже не в первый раз он искоса подозрительно взглянул на девушку, стоявшую рядом с ним. Красота ее была ослепительной, но настоящая ли то была красота? И настоящая ли была девушка? Посреди зеркал и покровов ее покоев она выглядела в точности так же, как прежде — мерцающей, почти прозрачной. Визирь даже задумывался о том, не лишился ли его господин и повелитель в конце концов рассудка, что было вполне возможно для человека, который так долго прожил, мучимый страхом и тревогой. Законы не позволяли визирю — да, даже визирю — прикасаться к дочери калифа, но как Хасему хотелось нарушить эти треклятые законы!

Во владениях матери-Маданы, где было светло, где повсюду играли яркие краски, девушка все равно казалась какой-то нематериальной. И все же, пристально глядя на нее, визирь сумел рассмотреть под трепещущей тонкой чадрой ее лицо и уверился в том, что это лицо окрашено жизнью. Неужто и вправду калифу явился призрак прорицателя? Кровь стучала в висках у охваченного тревогой визиря. Он в страхе гадал: какие еще чудеса могут произойти до того, как все будет кончено.

Выкрикивая приказы, мать-Мадана выстроила своих подопечных девиц рядами, словно воинов. Вот только вряд ли бы воины краснели и хихикали, когда мимо них проходил командир. Визирь смотрел на девиц довольно уныло. Калиф приступил к обходу строя.

— Они все... девственницы, матушка? — негромко осведомился он.

Глаза матери-Маданы сверкнули. Она провела рукой по ордену на груди.

— Воистину, ваше великолепие, мы поставляем сюда только первосортный товар — я и Эли... то есть я и Каска. Невинность, чистота — вот пропуск для тех, кого покупают для лучших гаремов, не так ли? Верно, — добавила она с усмешкой человека, знающего толк в своем деле, — искусство прелестниц способно дать много радостей, но эти радости я оставляю девам-юношам, которые обитают ниже.

— Верно сказано, — коротко проговорил визирь и перешел к делу.

В соответствии с древними обычаями церемонии обручения принцессу, идущую к алтарю, должны были сопровождать две прекрасные девушки. Мать-Мадана проявляла к выбору этих девушек большой интерес: в конце концов девицы, избранные для такой почетной роли, должны были затем сильно подскочить в цене. Для того чтобы впредь сотрудничать с Каска Даллой, матери-Мадане желательно было сразу показать ему, что она по-прежнему держит рынок в руках, и держит крепко. Мать-Мадана решительно сжала губы. О, как ей будет не хватать старого приятеля Эли! Она даже позволила себе проронить слезу из-за потери сводника, но лишь одну слезу: дело есть дело, и даже той, которая носит на груди орден за безупречную службу при дворе калифа, следовало напрягаться изо всех сил, дабы удержаться на высоком посту.

Мать-Мадана с готовностью расписывала достоинства той или иной девицы. У одной она отбрасывала чадру, у другой приподнимала подбородок, у третьей поправляла сари, у четвертой — драгоценное ожерелье.

Быстро устав от лицезрения девиц, визирь перевел свое внимание на мать-Мадану. Странно — ведь этот жирный, шагающий вперевалочку евнух когда-то, во дни царствования прежнего калифа, был одним из самых роскошных девоюношей. О его красоте слагали сказания, но еще более были достойны сказаний его способности доставить наслаждение. Шелковые ягодицы, ловкий язычок... Поговаривали, будто «сладкая Мадана» может возвести мужчину на вершину экстаза, купать его в волнах страсти от наступления темноты до утренней зари. Но теперь любой мужчина мог испытать только отвращение при взгляде на эту постаревшую толстуху, разряженную в шелка и бриллианты, с лицом, обильно намазанным охрой. Как с ней — или с ним — могло такое произойти? Сердце визиря забилось чаще, когда он вспомнил о юноше, который мог бы стать достойной заменой для «сладкой Маданы». Наверное, сейчас цирюльник уже заканчивал свою работу.

Ката обводила взглядом выстроенных рядами девиц с плохо скрываемым отвращением. С ее точки зрения они все были похожими, но Ката понимала, что Мерцающая Принцесса должна относиться к своим обязанностям со всей серьезностью. Сдвинув брови и стараясь избавиться от навязчивого ощущения того, что что-то идет не так, Ката всеми силами делала вид, что решает очень важные вопросы... Эту выбрать? Или нет — другую?

И тут вдруг в коридоре послышался дикий крик, а потом кто-то громко забарабанил в дверь. Девицы завизжали.

— Сефита! Сатима! — заметалась по комнате мать-Мадана.