Страна людей - Олег Ёлшин Страница 13

Утром Ивана Степановича разбудил громкий стук в дверь его кабинета. Он вскочил и, наскоро одевшись, открыл ее. На пороге стоял Орлов. Он поздоровался, прошелся по комнате и молча включил телевизор. На экране снова был МЭР. Он казался усталым, похудевшим, и только глаза его светились безумным огнем. МЭР говорил речь:

– … когда мы переплывали Одер, наши войска были изрядно потрепаны, но сила духа и боевой задор, близость скорой победы придавали нам силу и уверенность, которая тогда помогала… Как сейчас помню, я молодой генерал…

– Нужно спасать МЭРа, – только и сказал Орлов, умерив звук нескончаемого потока с экрана.

– Он снова говорит речь? – удивился Иван Степанович.

– Он еще не закончил предыдущую, – ответил Орлов, – говорит уже сутки.

– Тогда пусть поговорит еще, мне нужно сделать обход, – сказал доктор.

А пациенты городской клиники, проснувшись, активно продолжили свою жизнь и вчерашние бдения. Особенно были угнетены те, которые не могли жить без телевизора. Они переключали с канала на канал, рычали, плакали, пытались броситься на говорящую голову МЭРа и достать ее из вожделенного ящика, который не показывал больше их любимые сериалы и столь необходимые для жизни и здоровья криминальные новости…

– Да, пора спасать МЭРа и мою больницу тоже, – наконец, согласился врач.

МЭР занимал центральную студию, которая была предназначена для выпуска местных новостей. Десятки мониторов показывали все работающие каналы, и на них был только он один. Вчера он отдал распоряжение переключить все каналы на эту студию, и теперь город, осознавая серьезность и своеобразие текущего момента, слушал и смотрел своего МЭРа. Только его одного. Теперь тот готов был заменить все возможные программы и передачи, телесериалы и новости, и даже шоу. В нем открылся особый дар, и он, без сна и отдыха, без пищи и воды был тем самым источником новостей, политическим и культурным носителем информации, заменив все каналы и программы. Даже передачу «Спокойной ночи, малыши» и «Кто хочет стать миллионером». Особенно он блистал, устроив конкурс «Минута славы». Он пел, танцевал, устраивал дискуссии и соревнования. Делал все сам, не позволяя ему помогать. Это был гениальный ведущий, диктор единственного телевидения, нескончаемый телесериал – и все в одном МЭРском лице.

– А почему просто не остановить трансляцию? – спросил Иван Степанович.

– Нельзя, не положено, – ответил Орлов. – Во-первых, мы подчиняемся ему, а во-вторых, в городе начнется паника. Он сам должен завершить выступление и попрощаться со зрителями.

– Вы думаете, зрители есть? – спросил доктор.

– Весь неарестованный город, – ответил Орлов.

– Такого никто еще не видел, а в нашей ситуации, когда город окружен и неизвестность пугает, этот ящик – единственное средство массовой информации. Да, и осталась ли хотя бы одна квартира, где люди не привыкли включать его и с ним жить?

– Даже спать. Это член семьи. Да-да, вы совершенно правы, – согласился доктор и задумался. В прямом эфире невозможно сделать укол и ввести успокоительное. Невозможно провести сеанс гипноза. Остается одно – ждать, когда тот упадет от бессилия.

– Этого допустить нельзя, – сказал Орлов, словно читая его мысли, – из политических соображений. Нельзя демонстрировать слабость власти. Оратора нужно заставить замолчать каким-то другим способом. Думайте, доктор, думайте.

МЭР закончил рассказывать о том, как сто лет назад он летал на первом стратостате и перешел к пантомиме. Видимо, ему было тяжело говорить, и он решил передохнуть, продолжив в жанре немого кино.

– Его нужно отвлечь, – сказал доктор.

– Чем? – спросил Орлов, – он невменяем, – немного подумал и его осенило:

– Я знаю, как это сделать. Наш МЭР продукт советской эпохи. Того партийного периода, когда функционеры говорили по бумаге. Только по бумаге. Говорить от себя считалось неприличным и, просто, было опасно – ляпнешь что-нибудь не то… Ему нужно подсунуть речь.

– Что мы там напишем? – подхватил идею доктор.

– Что напишем? Не знаю, что напишем, – задумался Орлов. И тут Ивана Степановича осенило одно предположение, гипотеза, которая пока не подкреплена была ничем, но на мгновение ему показалось, что это хорошая мысль. Просто, он вспомнил о своем друге-художнике. Тот не заболел, не сошел с ума, не предался безудержному пьянству, скорее, наоборот.

– Мне нужно отойти, – сказал врач.

– Куда? – спросил Орлов.

– В библиотеку…

Орлов подозрительно проводил его взглядом. Орлов был человеком, которого трудно было чем-то удивить, но тут он серьезно задумался о состоянии здоровья доктора. И пока тот куда-то убегал, мучительно соображал. Если доктор, руководитель единственной в городе больницы, слетит с катушек, в этом хаосе будет крайне сложно. Больница – единственное место, куда еще можно изолировать тяжелых больных. Конечно, весь город туда не поместить, но все же. Все обезьянники уже заняты, – подумал он.

– А вот и наш доктор, наш главврач городской больницы, – встрепенулся МЭР, увидев рядом с собой Ивана Степановича. – Мой однополчанин, друг и коллега по гольфу. Сейчас мы с ним споем любимую и выпьем по чарке боевой. Город в надежных руках, когда такие люди рядом.

Иван Степанович не собирался петь, а пить “боевую” в прямом эфире тем более. К тому же он был гражданским человеком и не имел отношения к армии, впрочем, как и наш МЭР. Доктор положил перед ним на стол какую-то книгу, и тот запнулся.

– Что это? – наконец, спросил он.

– Речь!

– Моя речь? – подозрительно спросил оратор.

– Ваша, – подтвердил доктор.

МЭР подтянулся, поправил галстук, который после танцев, эксцентрических миниатюр и сцен почему-то оказался во внешнем кармане пиджака и сосредоточился на тексте. Начал читать, сначала деловым официальным тоном, потом речь его стала меняться, став мягче и певучее, и Мэр прямо на глазах стал меняться тоже.