Бархатные тени - Андрэ Нортон Страница 13

Говоря так со мной, она подошла к постели и нагнулась взглянуть на Викторину, но с каким-то жадным любопытством, а отнюдь не с сочувствием. Затем я убедилась, что Хетти смотрит столь пристально не на лицо девушки, а на отталкивающее ожерелье, которое Викторина так любила, что носила почти постоянно – змею из золота и эмали.

Что же это? Наркотик, или она выпила слишком много вина? В любом случае звать незнакомого врача не хотелось. Но я могла обратиться к миссис Дивз. Едва я открыла рот, чтобы отдать Хетти распоряжение, как кто-то отбросил меня, протолкнувшись между нами обеими, словно для защиты своей госпожи – Амели, сжимая в руках небольшой котелок, смотрела на меня с яростью, позу ее можно было счесть оскорбительной.

– Зачем вы здесь? – резко спросила она по-французски. – Моя госпожа… для чего вы тревожите ее?

Но я не дала себя запугать.

– Она больна. Это не нормальный сон.

– Ну, конечно, она приняла один из своих порошков. Ее бедная головка так болела! Я пошла приготовить ей отвар. Я знаю, как надо лечить ее. А теперь вы разбудите ее, и боль вернется…

Амели теснила нас от кровати, продолжая держать перед собой котелок, словно он был оружием, которое она могла использовать для защиты Викторины.

Я услышала приглушенный вскрик Хетти. Женщина отшатнулась, не сводя глаз с запястья девушки, ее глаза расширились. Она уставилась на отвратительный браслет – паука, которому Амели выказывала такое же предпочтение среди украшений, как ее госпожа – змеиному ожерелью. С нечленораздельным криком Хетти выбежала из комнаты.

Амели улыбнулась и что-то произнесла на своем диалекте. Но улыбка ее мгновенно исчезла, когда она снова взглянула на меня.

– Я говорю правду. Моя госпожа спит. Скоро она проснется и захочет своего отвара. Тогда ее голове полегчает, и все с ней будет хорошо.

Я была уверена, что в ее взгляде сейчас читалась не столь забота о хозяйке, сколь холодная и расчетливая неприязнь ко мне. Однако ее объяснение звучало вполне резонно, и я была вынуждена согласиться с ним. Хотя оставалось еще несколько дней до того, как мистер Соваж присоединится к нам, я решила сообщить ему об этой сцене сразу, как только смогу.

Амели, держась почти нагло, проследовала за мной до двери, и захлопнула ее сразу, как только я вышла, так поднимают цепной мост замка перед неприятелем. Я продолжала гадать, вино так подействовало на Викторину или что-нибудь еще, но мне не хватало ни знаний, ни возможностей проверить подозрение.

Утром, когда я проснулась, воспоминания тут же вернулись. Одеваясь, я смотрела в высокое зеркало гардероба, но не замечала собственного изображения – передо мной как наяву маячил веер с потайным отделением. Как глупо, что я не захватила его с собой, когда уходила из комнаты Викторины! Сейчас я припоминала, что на крышечке этого отделения были инициалы, но это точно были не «В» или «С».

В комнате было холодно. Но миссис Дивз и мистер Соваж предупреждали, что весна в Сан-Франциско не означает тепло и благоухание. Здешние дамы долго носят меха, которые в других местах давно бывают сброшены. Поэтому я выбрала тяжелое платье из фиолетового шелка и шерсти, украшенное по юбке и корсажу бантами из темно-пурпурного бархата, и перед тем, как пройти в гостиную, накинула мамину шаль – ее сочные цвета, так же, как и ее тепло, подбодряли меня.

Викторина уже караулила у окна. Туман утром рассеялся, но день был серый, облачный. Она, однако, пребывала в радужном настроении, ее веселость подчеркивалась яркой голубизной платья.

– Магазины!.. Они уже открыты! Вас не тянет к ним, Тамарис? Смотрите… – Она указала на козетку, где лежали маленькая шляпка из бархата сапфирового цвета с перьями и свободный серый жакет с бантами и шиншилловым воротником. – Я уже готова. – Она закружилась так, что ленты на ее платье взметнулись в воздух – сущее дитя, предвкушающее обещанное лакомство.

Но миссис Дивз не разделяла ее энтузиазма. Во время завтрака наша менторша не появилась, и Викторина нервничала, поглядывая на дверь ее спальни, но та оставалась закрытой.

Я задала вопрос, который напрашивался сам собой:

– Как сегодня утром ваша голова?

– Моя голова? – повторила Викторина с легким недоумением. – О, вы имеете в виду мигрень? Она совсем прошла. Амели знает, как мне помочь. Думаю, – тут она прелестно смутилась, – что я выпила слишком много шампанского. Когда я пришла к себе в комнату – пуф! – Она поднесла пальцы к вискам. – Вот здесь была такая боль, а комната… она все кружилась и кружилась. Поэтому Амели быстро уложила меня и дала мне один из моих порошков прежде, чем я успела вполне раздеться. Она сказала, что вы сильно беспокоились обо мне, Тамарис.

– Да, – коротко ответила я. Ее объяснение было логичным, но у меня почему-то еще оставались сомнения.

– Обещаю вам, что такого никогда больше не случится. Я стану более воздержанной. Я буду, как вы, говорить «нет» и «нет» избытку вина, и тогда не буду страдать. Но сегодня утром – спасибо Амели – я совсем здорова. Бедная Огаста… – она снова взглянула на дверь. – Как вы думаете, у нее тоже болит голова? Может быть, стоит предложить ей лекарство Амели…

Возможно, именно мысль о посещении магазинов возродила миссис Дивз к жизни. Когда она вскорости появилась из своей спальни, она выглядела как обычно, и не было заметно, что она провела беспокойную ночь. К тому же, она была в превосходном настроении и улыбалась в ответ на нетерпение Викторины. Когда мистер Кантрелл прислал свою карточку, сообщая, что экипаж ждет, она так же быстро, как и девушка, натянула свои перчатки, заглянув для порядка в зеркало, чтобы убедиться, что шляпка правильно пришпилена над ее исключительно пышным шиньоном.

Викторина достала из кошелька на поясе маленькую табличку слоновой кости и взглянула на записи, которые мы сделали.

– Вышитые чулки, – пробормотала она по-французски.

– Темно-желтые с фиалками или бледно-зеленые… Тамарис, не было ли у нас речи о бледно-зеленых с вышитыми ягодами земляники? У меня слабая память, а Огаста вчера вечером рассказала так много…

Я рассмеялась.

– Была еще речь о розовых с ежевикой из шелка-сырца. Я думаю, это выглядит слегка пугающе.

Викторина сделала гримаску.

– Я тоже не считаю ежевику последним криком моды. Но пудра-саше «Цветы Калифорнии» – вот что я обязательно должна купить. О, Тамарис, нет ничего более волнующего!

Я должна признаться, что посещение знаменитых магазинов Сан-Франциско привлекло и меня. Но когда мистер Кантрелл провел нас по сырому холоду улицы в карету, моя уверенность в этом поубавилась. Я не могла определить, была ли эта сырость следствием ночного тумана, или предвещала надвигающийся дождь, но так или иначе она нагоняла тоску.

К счастью, наше ландо было закрытым. Экипаж был элегантно сработан, и если он принадлежал к выезду мистера Соважа, следовало заметить, что он умел выбирать. Едва мы уселись, Викторина наклонилась вперед, изучая роскошный интерьер, затянутый желтым атласом, удивленно восклицая при каждом новом открытии. Хотя мистер Соваж после замужества старшей сестры жил на положении холостяка, ландо свидетельствовало, что он разбирается в женских нуждах. В разных маленьких кармашках, которые обнаружила и продемонстрировала нам Викторина, отыскались и ларчик с черепаховым гребнем, и флакон с нюхательной солью, и зеркало, и коробка со шпильками, и подушечка с булавками.