Легенда о Круге. Книга 1. Свой среди воров - Дуглас Хьюлик Страница 13

– Милорд?..

– Баронесса, – пояснил я, – или Кристиана, прислала тебя помочь мне одеться?

– Нет!

Он осекся, и я улыбнулся.

– Не дрожи. Просто ответь.

Улыбка Тамаса увяла. Он кивнул. Шевельнул рукой. Та скользнула под куртку.

Я резко пригнулся и сиганул к кровати, куда чуть раньше беспечно бросил рапиру. Задел тюфяк, клинок соскользнул и звякнул о пол. Я покойник.

В отчаянии я нырнул за рапирой. Может, Тамас не убьет с одного удара; может, я прикончу его и доберусь до Эппириса до того, как подействует яд клинка ассасина, а может быть, вмешается Ангел и спасет меня, придурка.

Удивительно, но я выбрался с рапирой в руке. Чего он тянет, душегуб, – не стилет же кует на месте? Столько не ждут!

О черт! Он был Ртом. Надо мной колдовали.

Кристиана озлилась всерьез, если потратилась на заклятие.

Дурак ты, Дрот! Людей Кристианы нельзя пускать на порог, и наплевать, что вы успели поладить, и не имеет значения, как давно состоялось последнее покушение.

Я не стал извлекать рапиру – застрянет в ножнах, а то и вовсе без толку. Я быстро перекатился по полу и присел, выставив ножны, как жезл, и держа их обеими руками.

Тамас так и стоял с выпученными глазами и разинутым ртом. В руке у него был сложенный лист пергамента с печатью и ленточкой.

Мы таращились друг на друга довольно долго – сердце ударило раз десять. Первым очнулся Тамас.

– Я… мне… велено дождаться ответа.

– Ответа пока не будет.

– Очень хорошо.

И он вылетел из комнаты и ссыпался вниз по лестнице. Пергамент запорхал в воздухе и шлепнулся на место, где только что стоял Тамас.

Я минут пять хохотал так, что не мог разогнуться.

Хорошо помню моего первого убийцу – высокий был парень, от него несло рыбой и дешевым вином. Мне тогда только стукнуло восемнадцать, и я проткнул его, потому что повезло, а не потому что умел. Он пытался удавить меня в темном переулке.

У второго Клинка было имя – Серый Жаворонок. Она подмешала мне в еду толченое стекло. По иронии случая, мои дела шли из рук вон скверно, и я баловался дымом. Зелье оказалось важнее еды, и я отдал тарелку другому торчку. Тот умирал несколько часов, испуская вопли и кашляя кровью. На следующий день я выследил Серого Жаворонка и заставил сожрать то же самое блюдо. Другой пользы от дыма не было, и я с тех пор не притрагивался к нему.

Третья попытка была три года назад. Наемника звали Хирнос, и он хотел по старинке всадить мне в спину нож в темном проулке. Меня спасло ночное зрение – приметил краем глаза его приближение. Наступала зима, и мы весь вечер гонялись по обледенелым крышам Илдрекки, будучи на волосок от гибели. В итоге я остался наверху, а он упокоился четырьмя этажами ниже, но моя смерть подступила близко.

Через три месяца после неудачной вылазки Хирноса по мою душу пришла Алден. Странно себя чувствуешь, когда в твоей же спальне на тебя бросается с ножом годами знакомая женщина. Правда, я всегда знал, чем она зарабатывала, и не обиделся на то, что она пыталась меня замочить.

Из четырех Клинков одного совершенно точно прислала моя сестрица, и у меня имелись подозрения насчет второго. Оба раза я подбросил оружие убийц к ней в постель. Понятно, что это не улучшило наших отношений.

Она покушалась на меня по разным причинам, но в основе всегда был страх. Кристиана боится, что я выйду из тени и расскажу об оказанных ей услугах, после чего ее карьере придворной дамы придет конец. Бывшая куртизанка и вдова барона – в этом ничего плохого нет, и даже наоборот. Положение и влиятельность при имперском дворе оцениваются не так, как в остальном мире, и я ничего не смыслю в тамошних играх и неофициальной иерархии. Но знаю, что на карьере ставят крест сторонние влияния, особенно преступные связи. Конечно, если тебя поймают с поличным. Но если ловят, а брат еще и состоит в Круге?

Что тут скажешь?..

Дело в том, что, несмотря на разногласия и семейное прошлое, я бы с ней так не поступил. Семья есть семья. Но Кристиане этого не понять, а потому былые трения сохранялись, а худшие обозначились тем, что я кого-то завалил и подбросил оружие в ее покои.

Наверное, мне не стоило быть таким мстительным. В первый раз это привело лишь к тому, что она наняла убийцу поискусней. Если я продолжу в том же духе, она когда-нибудь найдет мастера, который доведет дело до конца.

Но мне все равно нравилось дразнить сестренку.

Я сидел на приступочке у входа в аптеку и пил третью чашку чая. Тот остыл, потемнел и стал горьким, несмотря на вбуханный туда мед. Под стать моему настроению.

Потом я отставил чашку и развернул письмо, доставленное Тамасом.

Кристиана писала на хорошей бумаге – сухой и плотной. Я мог продать ее Балдезару, чтобы оттер и заново пустил в дело, но не собирался. Письмо отправится в тайник, что в глубине одежного шкафа, и приложится к остальным, милым и злобным.

Я снова перечитал письмо и стал смотреть, как бумага дрожит на ветру.

Она хотела со мной встретиться. Сегодня вечером. Якобы поговорить. О чем-то важном. На кону ее безопасность.

Старая песня.

Другими словами, ей что-то понадобилось от брата, бывшего взломщика. Или не терпится получить подделку, которую я для нее заказал.

Я провел пальцем по твердому воску печати на обороте письма и ощупал вдовий оттиск. Надо же, как откровенно и гордо! Немалая дерзость с учетом того, что она ради него совершила. Она называла меня злодеем, но я, по крайней мере, убивал, только когда этого требовало дело. И муж ее, Нестор, мне нравился.

Позади возникло движение. Я обернулся – на меня смотрела Козима.

– Плохие новости? – поинтересовалась она. И дальше, коварнее: – Что, любимая бросила?

Я улыбнулся маленькой женщине, сложил письмо Кристианы и спрятал в незашнурованный рукав.

– Сбежала к барону. Чем он лучше меня?

– Мир и покой? – предположила жена аптекаря, садясь рядом. – Да простит меня император, но иногда мне хочется, чтобы Эппирис усыпил этих девиц и подарил мне хотя бы полдня.

– Я их вообще не замечаю, – произнес я, а Ренна с Софией с воплями выбежали из-за угла и с дикими криками влетели в дом.

Шестилетняя Ренна хохотала, но София, на два года старше сестры, была далека от веселья. Дверь с грохотом захлопнулась, за ней заверещали и затопотали по деревянному полу.

– Врешь ты все, – отозвалась Козима.

Она смотрела на дверь и прислушивалась, пока шум не стих; затем расслабилась.

Кареглазая Козима с волосами цвета воронова крыла и скульптурным лицом наверняка была сущей красавицей, когда досталась в жены Эппирису. Даже двое детей и годы забот о них и муже не убили ее красоты, и на Козиму до сих пор оглядывались мужчины, включая меня. Не знаю, чем Эппирис завоевал ее сердце, но я проникся к аптекарю толикой уважения. Мое уважение к Козиме превосходило всякие толики.