Шанхайский цирк Квина - Эдвард Уитмор Страница 13

Он пересек железную дорогу, построенную когда-то китайцами, и очутился в обители мормонов на берегах обмелевшего Великого Соленого озера. Он проехал по следам испанцев, первых исследователей из Европы, в Санта-Фе, [16]он осмотрел Рио-Гранде, [17]Большой каньон, [18]Йосемитский национальный парк, [19]Йеллоустонский национальный парк [20]и «Верного старика», [21]отпотел свое в Долине смерти [22]и добрался до побережья Тихого океана на границе с Мексикой. В Сан-Франциско на Рашен-хилл [23]он любовался закатом — тогда-то он и решил вернуться в приют. Он сел на автобус, но водитель порвал его билет в клочья.

Эй, завопил Большой Гоби. Эй, это мой билет.

Тридцать дней прошли, ответил водитель.

Большой Гоби ничего не понял. Он пошел по улице, смутно отдавая себе отчет в том, что где-то рядом с ним параллельным курсом плывут его руки. Внезапно вспомнив, что не ел уже несколько недель кряду, он пристроился к какой-то очереди перед какой-то конторой, где людей нанимали на работу.

Он так растерялся, что даже не понял, что ему сказали: просто подписал какую-то бумагу, и ему дали жетон на автобус. Автобус отвез его на причал. На причале ему указали на трап. На следующий день Большой Гоби уже стоял на коленях и отдирал старую краску; его сухогруз проплыл под Золотыми Воротами и взял курс на Азию.

За Восточной Азией последовала Индия, а потом Африка и Южная Америка. Все моряки то и дело сходили на берег, но Большой Гоби пропускал один порт за другим. Один раз была его вахта, другой — он согласился подменить матроса, который обещал принести ему подарок. В третий раз он дежурил вместо моряка, который сказал, что у него на берегу родственники, в четвертый — за матроса, который сказал, что ему срочно нужно к зубному врачу.

Примерно через месяц кок начал подбрасывать ему в суп то кусочки яичной скорлупы, то осколки разбитой лампочки. Их он мог выловить, но когда в его миске стали появляться комочки чего-то серого, похожего на пену, он растерялся. Эти комочки, как только он до них дотрагивался, растворялись.

Большой Гоби стал следить за коком и обнаружил, что комочки были чаячьим пометом. Больше года он ел этот поганый суп и не злился, потому что постоянно напоминал себе про случай с тунцом.

За три дня до Рождества, в сильный снегопад, судно причалило к очередному порту. К своему немалому удивлению Большой Гоби обнаружил, что это Нью-Йорк.

В тот вечер он первый раз за год сошел на берег — и побежал. Он пробежал через весь Нью-Йорк и добрался до окраины. Он спросил у кого-то дорогу и пустился напрямик через поля. Он бежал весь день и всю ночь, и весь следующий день, и следующую ночь. В сочельник вечером он обнаружил, что несколько раз свернул не в ту сторону и до приюта еще далеко. Как бы то ни было, в рождественский вечер он все-таки добрался до приюта, пробежав шестьсот сорок миль за восемьдесят восемь часов, притом что в ночь на Рождество в Массачусетсе бушевала самая сильная за последние десятилетия снежная буря.

Большой Гоби добежал до дверей приюта и рухнул, и был принят в свой прежний дом работником на подсобной ферме. Именно там его и нашел страдающий одышкой гигант, который несколько лет спустя приехал из Японии и подарил ему две краденые вещи: бросовое зеленое пресс-папье и золотой крестик, который сделали на Малабаре, где-то в самом начале средних веков.

Устрицы. Телевидение. Армия. Суп с птичьим пометом.

За время плавания через Тихий океан Большой Гоби посвятил Квина во все свои тайны, кроме одной. Эту последнюю он все откладывал и откладывал на потом, пока не наступил последний день их путешествия и откладывать больше было некуда. На следующее утро они должны были причалить в Иокогаме, и если он вообще хочет открыть свою главную тайну, то нужно было торопиться, пока вокруг открытое море.

Он знал, что по-другому и быть не может, хотя и не знал, почему именно. Он настолько стыдился своей тайны, что был уверен — открыть ее можно только там, где все вокруг меняется, где безграничный мир опрокидывается сам в себя, где разница между временем, пространством и движением бесконечна и не имеет смысла, то есть в пустыне или в море.

Дело шло к вечеру. Квин сидел в шезлонге, а Большой Гоби рядом с ним на палубе. Большой Гоби опустил голову так, чтобы Квин не видел его лица. Он притворился, будто разглядывает крестик.

Послушай, Квин, ведь бывает, что какие-то вещи происходят по чистой случайности, правда? В смысле, бывает, даже очень плохие вещи происходят по ошибке, ведь так?

Да, Гобс, так оно обычно и бывает.

Даже самые страшные вещи? В смысле, между людьми.

Может, оно и так, а может, и нет. Самые страшные вещи не всегда происходят по чистой случайности.

Ты правда так думаешь?

Ну да, конечно.

Больший Гоби отвернулся. Ему всегда хотелось думать, что история с тунцом вышла по чистой случайности, по ошибке. Тогда ему было всего восемнадцать и он впервые покинул приют. Святые отцы хотели посмотреть, сможет ли он работать как все, и нашли ему работу в Бостоне — разгружать рыбу. Он переехал в портовый приют для подкидышей и каждое утро ходил на работу к шести. По вечерам он смотрел телевизор. По субботам ходил в кино на вечерний сеанс.