Враг всего сущего - Дмитрий Дашко Страница 13

— Ладно, уломал. — Гвенни вытащил из визитницы прямоугольный кусочек картона и отдал мне. — Бери так, но может, хоть на ушко шепнешь, кто твой клиент?

— Гвенни, если я нарою что-нибудь стоящее, то обязательно с тобой поделюсь. Но пока ничего нет, одни предположения.

— Ну, хорошо. — Гвенни сдался и отстал от меня. — Сменим тему. Ты уже избавился от того вульгарного ковра, что висел у тебя в кабинете?

— Нет, конечно. Я к нему привык.

Гвенни картинно заломил руки и обиженно засопел.

— Как ты можешь спокойно работать, когда за спиной висит такая пакость?

— Говорю же, что я к нему привязался. К тому же на спине у меня глаз нет. И клиенты еще ни разу не жаловались.

— Нет, это невыносимо, — пожаловался Гвенни. — Я пытаюсь привить тебе хороший вкус, а ты способен опошлить любое благое начинание! Но я этого так не оставлю.

Гвенни скрылся в глубине кабинета. Спустя мгновение до меня донесся шум и грохот от падающих предметов. Потом появился Гвенни, весьма довольный собой. В руках он держал тонкий сверток длиной в полметра.

— Что это? — спросил я с некоторой опаской.

— Подарок, — простодушно ответил приятель. — Разверни и посмотри. Благодарить будешь после.

Я взял сверток в руки, снял тесемку, которой он был перехвачен, и развернул полотно. Взору предстал холст в виде зеленого квадрата на белом фоне. Я непонимающе посмотрел на друга.

— Гвенни, ты, наверное, приобрел это на выставке детского рисунка? Поздравляю с удачной покупкой.

Приятель не на шутку обиделся.

— Нет, Гэбрил, тебя не зря зовут Сухарем. Ты ничего не смыслишь в современном искусстве. Посмотри внимательно на этот шедевр и слушай внимательно. Я научу тебя понимать сущность картины и глубину авторского замысла.

Я зевнул, но Гвенни продолжил, будто ничего не замечая:

— В центре полотна изображен зеленый квадрат. Он словно вобрал в себя глобальные формы и краски мира, сведя их к пластической формуле, где доминируют цвета жизни (зеленый и белый). Подчеркнуто простая геометрическая форма-знак, не увязанная ни ассоциативно, ни пластически, ни идейно ни с каким образом, предметом, понятием, уже существовавшими в мире до нее, свидетельствует об абсолютной свободе ее создателя. Зеленый квадрат знаменует собой чистый акт творения, осуществленный художником-демиургом.

— Гвенни, еще минута, и я тебя убью.

— Гэбрил, вникни в тайны космического мироздания. Неужели ты не видишь всю сакральность… Ай, чего дерешься?

— Дружище, хватит трепаться. Лучше скажи, на кой ляд мне сдался этот зеленый квадрат. Что я с ним буду делать?

Гвенни уже пришел в себя после маленькой трепки, которую пришлось задать, дабы прервать поток его красноречия. Он принял величественную позу и сказал:

— Выкинь ковер и повесь эту картину на его место, так ты выкажешь себя настоящим ценителем живописи. Поверь, совсем скоро «Зеленый квадрат» будет стоить большие деньги, ведь это полотно кисти пока не оцененного по достоинству художника. — Гвенни стал пророчествовать. — Пройдет немного времени, и люди осознают ошибку. Совсем недавно художник закончил рисовать следующий шедевр, способный стать эпохальным творением, назвал его «Черный квадрат» и… исчез вместе со своей работой. Жаль, конечно… Но, может быть, в ином месте автора ждет настоящий успех и признание.

— Хорошо, я беру «квадрат» исключительно по причине хорошего отношения к твоей персоне. Возможно, я даже иногда буду на него посматривать.

Затем мы простились, и я отправился навестить следующего друга. Он был волшебником.

Считалось, что в последней войне с эльфами все маги были перебиты и в итоге королевство осталось без волшебников. Так-то оно так, но одного настоящего мага, дожившего да наших дней, я все же знал. Разумеется, власти были в курсе его существования, но давно уже списали со своих счетов. Мой друг, Алур Краснощекий, не вызывал у них никакого интереса, потому что был спившимся магом-неудачником, растерявшим практически все способности.

Жил он в маленьком гостиничном номере в самом что ни на есть городском захолустье. О том, чтобы добраться туда на кэбе, не могло быть и речи: кэбмены слишком дорожили жизнью, чтобы рисковать ею в угоду частному сыщику Гэбрилу Сухарю, которому лень добираться на своих двоих до одного из самых опасных кварталов столицы, пусть это даже и не Трущобы, о которых речь пойдет позже. Но я на всякий пожарный попытался: вдруг повезет?

Первый кэбмен, которой узнал о конечной цели путешествия, лишь смерил меня подозрительным взглядом и ответил с явными признаками раздражения в голосе:

— Извините, сэр, мой кэб занят. Заказчик должен подойти с минуты на минуты.

Я отошел и обратился к следующему извозчику. Тот в ответ развел руками:

— Ничем не могу помочь, сэр. У меня есть дети, которым не хочется осиротеть в столь юном возрасте. Думаю, вам придется поискать дурака, кому деньги дороже, чем здоровье. На нашей стоянке таких точно нет.

Он оказался прав. Устав упрашивать несговорчивых кэбменов, я размашистой походкой пошагал по брусчатке мостовой. По городским улицам летели пыль и сухие листья, сорванные с места пушистой мягкой метлой ветра. Пришлось поднять воротник плаща и надвинуть шляпу глубоко на глаза. До гостиницы добрался почти без приключений, если не считать стычки с двумя бродягами, караулившими в подворотне одного из домов случайных прохожих. Результатом короткого рандеву стало то, что я все же остался при своих интересах, а бродяги заработали несколько шишек и ссадин.

Увидеть трезвого Алура можно не чаще, чем единорога на городских улицах. Мне, во всяком случае, не удавалось пока ни первое, ни второе, хотя теоретической возможности я никогда со счетов не сбрасывал.

Если бы в нашем городе открыли клуб неудачников, приятель смело мог претендовать на место председателя. Говорят, что когда-то давно он был одним из лучших магов, но сейчас от былого величия не осталось и следа. Передо мной сидел бородатый старик с потухшими глазами.

Больше ста лет назад, когда люди что-то не поделили с эльфами, разразилась война. Наш король решил расправиться с ними при помощи волшебства и призвал всех магов. Эльфы быстро узнали об этом плане и внесли в него коррективы: устроили вылазку в лагерь людей и перебили всех волшебников, застав врасплох. Выжить удалось лишь Алуру, и то потому, что его незадолго до нападения отправили в столицу по каким-то важным делам.

Когда друг узнал, что все маги погибли и он остался единственным волшебником, его психика надломилась. Вероятно, если бы удалось найти ученика, старика еще можно было бы спасти от разверзнувшейся пропасти, но Алур просто ушел в себя и замкнулся, а потом запил. Постепенно он пропил почти все знания и талант. Во всяком случае, так принято считать. У меня на этот счет имелось собственное мнение, которое я, впрочем, предпочитал держать при себе.